Карты судьбы

— На суде лорда? Рассказать про Грожа? А что… будет с тобой?

Гейджи опять качнула головой (может, она вспомнила только этот жест?).

— Домой. Отец. Мать. Братья.

— Жених? — неожиданно подсказал Саймон. Она метнула в него насмешливый взгляд.

— Нет. Отказался.

— Дурак, — искренне сказал Саймон. «Не мне с тобой спорить».

— Я могу отвезти тебя…

Гейджи коснулась его руки. Приятно. Тепло.

— Есть. Хочу.

Он сорвался с места — все так же странно резко, резко и стремительно.

— Сейчас. Будешь есть здесь? На палубе?

Она засмеялась.

— Везде!

— Ну, парень, ты спекся! — сказал Хорстон, вдоволь налюбовавшись, как его хозяин рысью бросается выполнять то одно, то другое пожелание Гейджи. В общем-то, эта участь не миновала и остальных моряков, выяснивших наутро, что Говорящая снова с ними, но Ригерт был… особенно усерден. Саймон метнул в него красноречивый взгляд.

— Ну и что с того?

— Ничего, — утешил его помощник. — Рано или поздно это со всеми нами случается.

— Что?

— Приступ идиотизма.

— Я похож на дурака?

— И притом круглого.

Саймон открыл рот… и расхохотался.

— И как часто?

— На моей памяти — первый раз.

— Ладно, диагноз поставлен. Может, лекарь еще и посоветует, что мне делать с этой своей дурью?

— Жениться, — не задумываясь, отозвался Хорстон. Саймон улыбался.

— Лекарь, да ты просто коновал! Не слишком ли сильное средство?

— Тебе другое уже не поможет, — сухо отозвался Хорстон. — И не говори, что такой вариант тебе не приходил в голову. Женишься — вылечишься — и все пойдет по-прежнему.

Саймон перестал улыбаться.

— Вот тут ты ошибаешься.

— Ошибаюсь насчет того, какое сокровище само идет тебе в руки?

Саймон отвернулся. Поглядел на море. До Хейма было уже рукой подать — день пути. Еще день — и она может вновь уйти от него.

— Что все будет по-прежнему. Я знаю, что она — сокровище. Даже слишком огромное, Хорст. Слишком. Я боюсь, что не сумею его удержать.

Хорстон философски смотрел на его профиль.

— Мой тебе совет, парень, — не давай ей прийти в себя. Бери ее сейчас, пока она до конца не очухалась. Не давай время на раздумья.

Саймон помолчал. Потом качнул головой.

— Нет. В этот раз она пойдет — или не пойдет — со мной по своей воле. По своему желанию.

И уходя, сделал вид, что не услышал брошенное в сердцах:

— Ну не дурак ли?

Потому как был с этим полностью согласен.

Гавань Хейма достаточно просторна и глубока, чтобы в нее могли заходить большие и тяжело груженые корабли. Во время войны это сослужило городу недобрую службу — Хейм был занят стрейкерами одним из первых. Но зато теперь, в дни мира, Хейм процветал.

У Гейджи кружилась голова, когда она глядела на стоявшие в гавани разнообразные суда; на множество людей, снующих по пристани. Воздух разрезали голоса, выкрики, команды, зазывы продавцов и менял, трещотки нищих и монахов; ноздри вдыхали забытые запахи гавани — соленой и тухлой рыбы, свежеиспеченного хлеба, пеньки, смолы, южных специй, дыма и разогретых работой человеческих тел. Здесь, в отличие от островов, осень уже вовсю вступала в свои права, и Гейджи зябко куталась в плащ. Хейм, выстроенный из белого камня, просто светился на ясном солнце Золотого Дракона — первого месяца осени. Ее не было два месяца. Она машинально посмотрела на север, хотя прекрасно знала, что не сможет отсюда увидеть свою Гавань. Ждут ли ее еще? Надеются ли? В свете того, что она теперь знала о себе — и о своей матери — леди Янга наверняка знает, что она просто не может утонуть. Но вот что действительно с ней случилось, вряд ли кто мог догадаться…

Она покосилась на стоявшего рядом Ригерта. Он выглядел, как всегда, очень энергичным и очень уверенным в себе. Его, казалось, не обескураживала потеря клада, на поиски которого он потратил несколько лет. Впрочем, и того, что они привезли с собой, с лихвой хватит, чтобы окупить само путешествие, работу моряков и ныряльщиков, да и следующие поиски чего-либо, которые — она не сомневалась — он в скором времени предпримет. Ригерт, почувствовав взгляд, посмотрел на нее и быстро улыбнулся:

— Вот мы и дома, Гейджи. Теперь ты запросто можешь отправить меня в тюрьму или стребовать виру за свое похищение.

Она пожмурилась на теплое, непривычно не слепящее солнце.

— Я этого не хочу.

— А чего ты хочешь?

— Вернуться домой. Увидеть родных.

— Ты позволишь мне помочь?

Она засмеялась.

— Конечно, ведь я тоже имею право на долю от твоего клада! Я ее заработала!

В первый раз за эти дни его самообладание дало трещину.

— Ты имеешь право на весь этот клад, Гейджи, — сказал Ригерт тихо. — И мы с тобой это знаем.

Она отвернулась. Она жалела о тех своих словах. Лучше бы он принял их за шутку. Когда Гейджи вспоминала, что он знает, то просто терялась — как себя с ним вести.

— Он принадлежал не мне, — сказала Гейджи наконец.

— Хозяин острова отпустил нас по твоему слову?

Она кивнула. Задумалась и вдруг рассмеялась:

— Хотя, если бы вы устраивали ему песнопения… о! — она взмахнула рукой, увидев его озадаченность. — Не обращай внимания! Я просто кое-что вспомнила.