Карточный домик

Никто всерьез не отнесся к обвинениям «Инквайерера». Большинство отбросили его как образец обычной некомпетентности партии и самого Сэмюэля. Однако его кампания, начавшаяся столь удачно, начала терять обороты. Наполеону в свое время требовались только успешные генералы, и Британия не могла согласиться на меньшее. Подобные же истории были чрезвычайно вредны для тех, кто пытается забраться на самый верх, так что проводить последнюю неделю гонки за лидерство следовало совсем не так.

* * *

Телефонный звонок расстроил Краевски. Он пытался разобраться в своем переменчивом отношении к Мэтти, и его то наполняло раздражение от ее непостоянства, то пожирало желание обладать ее телом. А еще он понял, что самым банальным образом скучает, и ему лишь иногда удавалось загнать мысли о ней в самые глубины сознания. Когда же ему позвонил один из его коллег и сказал, что он встретил Мэтти и та выглядела измученной и не слишком здоровой, Джона охватило беспокойство.

Она согласилась с ним встретиться, но когда он сказал, что приедет прямо сейчас, ответила, что в данный момент не готова его принять. Женщина не хотела, чтобы он увидел ее квартиру в том жутком состоянии, в каком она теперь находилась, – грязные тарелки, пустые коробки от еды, которые, казалось, занимали все свободные поверхности, одежда, брошенная в углу… Последние несколько дней напоминали настоящий ад. Мэтти не могла спать, все ее мысли и чувства переплелись в тугой громадный комок, а кровать превратилась в кусок льда, и ей никак не удавалось на ней устроиться. У журналистки постоянно возникало ощущение, что стены смыкаются вокруг нее, лишая ее способности думать или чувствовать что-нибудь, кроме отчаяния.

Поэтому когда позвонил Краевски, она не особенно обрадовалась, хотя и знала, что сейчас ей просто необходима любая поддержка. Она неохотно согласилась встретиться с ним в кафе на восточном берегу Серпентайна – извивающегося озера с кучей уток в самом центре Гайд-парка. По дороге туда Джон тихонько ругался, проклиная холодный ноябрьский ветер, который, разгуливая над водой, поднял волны с белыми шапками пены, а подойдя к пустому безжизненному кафе, журналист сообразил, что его закрыли на зиму.

Увидев Мэтти, спрятавшуюся под навесом, он вдруг подумал, какая она крошечная и невероятно одинокая. Сторин куталась в куртку, которая казалась слишком большой. Со времени их последней встречи она как будто стала меньше, под глазами у нее залегли темные круги, каких раньше не было, а энергия, озарявшая прежде ее лицо, исчезла. Выглядела женщина ужасно.

– Я выбрал дурацкое место для встречи, – попытался извиниться ее коллега.

– Не беспокойся, Джонни. Думаю, мне свежий воздух не повредит, – вздохнула она.

Краевски отчаянно хотелось обнять ее, прижать к себе, согреть, но он ничего этого не сделал – только улыбнулся.

– И что нового у лучшей журналистки Британии? – спросил Джон, и ему тут же захотелось откусить себе язык: он произнес не те слова, в них прозвучал сарказм, и Мэтти вздрогнула, прежде чем ответить.

– Наверное, ты прав, что потешаешься надо мной, – отозвалась она. – Всего несколько недель назад мне казалось, что весь мир у моих ног.

– А сейчас?

– Все пошло наперекосяк. Работа… статья… – Корреспондентка на мгновение замолчала. – Ты. Мне казалось, я смогу все сделать сама, и я ошиблась. Прости.

Это была другая Мэтти, полная сомнений и неуверенности. Краевски не знал, что сказать, и поэтому просто промолчал.

– Когда я была маленькой, мой дед частенько брал меня с собой на прогулки по долинам Йоркшира, – стала вдруг рассказывать его подруга. – Он говорил, что они очень похожи на некоторые районы Норвегии. Порой там становилось невероятно холодно и неуютно, но я ничего не боялась, потому что дедушка находился рядом и был готов помочь улыбкой и рукой. Он всегда брал с собой термос с горячим бульоном, и мне было тепло и уютно, как бы сильно ни бушевал ветер. Но как-то раз я решила, что уже взрослая и больше не нуждаюсь в компании деда, и отправилась туда одна. Я сошла с тропинки и не сразу заметила, что земля постепенно становится все более мягкой. Вскоре она уже доходила мне до щиколоток, но я продолжала погружаться все глубже и глубже. – Девушка снова начала дрожать. – Я никак не могла выбраться, и чем сильнее пыталась, тем больше завязала. Я думала, что мне суждено остаться там навсегда, и тогда, впервые в жизни, я узнала, что такое настоящий страх. Но тут появился мой дед и вытащил меня. Я плакала, а он обнимал меня и вытирал мне слезы, и все снова стало хорошо.

Джон видел, какая Сторин маленькая и беспомощная в своей огромной куртке, как будто она снова переживала то свое приключение.

– Сейчас я чувствую то же самое, Джонни. Я отчаянно пытаюсь найти клочок надежной почвы, где я могла бы встать и вернуть свою веру, как в работе, так и в жизни. Но я погружаюсь в болото все глубже и глубже, как тогда, только моего деда больше нет рядом, и мне страшно. Ты понимаешь? Мне кажется, что мне вообще не суждено выбраться из этого ужаса.