– Скажи, что я занят и перезвоню позже, – велел тот.
– Но он уже звонил. И у него очень встревоженный голос. Он попросил передать вам, что «все исключительно серьезно», и сказал, чтобы я в точности повторила его слова.
Нетерпеливо выругавшись, Главный Кнут пробился к окну, где письменный стол обеспечивал ему хоть какую-то защиту от гостей.
– Роджер? – сердито сказал он в трубку. – Неужели это так срочно? У меня здесь полно народа.
– Она нас преследует, Фрэнсис, – послышался испуганный голос его сообщника. – Проклятая сука знает, я уверен! Она поняла, что это я, и очень скоро эта мерзкая корова доберется до вас. Я ничего ей не рассказал, но она каким-то непостижимым образом все разнюхала…
– Роджер, возьми себя в руки! – рявкнул Уркхарт.
Однако О’Нил уже терял контроль над собой, и его речь становилась невразумительной – он куда-то мчался, точно поезд, оставшийся без машиниста. Политик понял, что помощник не выполнил его приказ и практически не контролирует ситуацию.
Он немного помолчал, а потом заговорил спокойно и уверенно:
– Роджер, расскажи мне медленно и четко, что случилось.
Однако из трубки снова полился невнятный поток фраз, и Уркхарту ничего не оставалось, как слушать все эти волнами набегающие друг на друга слова. О’Нил захлебывался, всхлипывал и постоянно чихал.
– Она пришла ко мне, эта корова из газеты, – бормотал он то громче, то тише. – Я не знаю, почему, Фрэнсис, я ничего ей не говорил. Мне удалось ее обмануть – кажется, она ушла довольная. Но ей каким-то образом удалось все разузнать. Ей известно про адрес в Паддингтоне и компьютер… Даже про утечку данных опроса, которые я положил ей под дверь… Должно быть, ублюдок Кендрик выболтал ей про больничную программу и кампанию, которую вы приказали мне сочинить… Господи, Фрэнсис! А вдруг она мне не поверила и решит что-нибудь напечатать?!
– Помолчи секунду! – прошипел Уркхарт, опасаясь, что его может услышать кто-то из гостей. – Кто, Роджер? Кто приходил к тебе от журналистского лобби?
– Сторин. Мэтти Сторин. И она сказала…
– У нее есть серьезные улики? – перебил его Главный Кнут. – Или она лишь строит догадки?
О’Нил помедлил несколько секунд.
– Думаю, у нее ничего нет, – сказал он затем не очень уверенно. – Только догадки. За исключением…
– За исключением чего?
– Ей сказали, что я каким-то образом связан с открытием почтового адреса в Паддингтоне.
– Проклятье, как она могла это узнать?! – Ярость Уркхарта, точно расплавленная лава, потекла в телефонную трубку.
– Моя секретарша ей сказала, но все в порядке, не нужно беспокоиться, она думает, что я сделал это для Коллинриджа.
– Твоя секретарша все знала?
– Я… взял ее с собой. Решил, что она привлечет меньше внимания, вы же знаете, что она стопроцентно надежна…
– Роджер, я бы с радостью…
– Послушайте, я делал за вас грязную работу, я рисковал всем! Вам не о чем беспокоиться, в то время как я завяз по уши. Фрэнсис, мне нужна помощь, я боюсь! Я делал для вас такие вещи, с которыми мне не следовало связываться, но я не задавал вопросов и просто выполнял указания. Вы должны вытащить меня, я больше не в силах терпеть – и я не выдержу. Вы
– Роджер, успокойся, – тихо сказал Уркхарт в трубку. – У нее нет никаких улик, тебе нечего бояться. И мы вместе, ты меня слышишь? Мы пройдем этот путь рука об руку, до самой Даунинг-стрит. Я тебя не подведу. Послушай, я хочу, чтобы ты сделал две вещи, Роджер. Ты должен помнить о рыцарстве. До него осталось всего несколько дней.
В ответ до политика донеслись налетавшие друг на друга слова благодарности.
– А пока, Роджер, ради всех святых, держись подальше от мисс Сторин, – продолжил Фрэнсис, игнорируя их.
– Но…
– Держись от нее подальше!
– Как скажете, Фрэнсис.
– Я сам с нею разберусь, – прошептал Уркхарт и повесил трубку.
Он молча посидел несколько мгновений, пытаясь успокоиться. За спиной у него шумели могущественные люди, которые могли помочь ему попасть на Даунинг-стрит – и тогда исполнилась бы его многолетняя мечта. Из окна открывался вид, не менявшийся столетиями и вдохновлявший множество великих лидеров, в ряды которых он теперь наверняка попадет. Но Фрэнсис только что закончил разговор с единственным человеком, способным уничтожить его великое будущее.
Попытки разобраться в том, что означают и какие последствия могут иметь сегодняшние выборы лидера, довели Мэтти до изнеможения. Ей требовалось оценивать мнения в тот момент, когда они формировались, пока возбуждение от гонки еще не отпустило участников. Сторин понимала, что нельзя ждать до утра, когда они станут излагать лишь официальную линию – к тому времени даже могущественных старших членов партии захватит важность момента, и они начнут выдавать двусмысленные, но весьма эмоциональные заявления.
В Вестминстере приподнятая бровь или понимающее подмигивание для тех, кто умеет их трактовать, гораздо громче любых слов говорили о политическом конце того или иного человека, и Мэтти было жизненно необходимо узнать, куда дует ветер.