Читаем Картежник и бретер, игрок и дуэлянт полностью

- Так точно, ваше высокопревосходительство! - с огромным облегчением согласился я.

- Ну и Бог с вами. А по какому поводу вы устроили попойку за неделю до бряцания шпагами?

- Осьмнадцать лет мне исполнилось, ваше высокопревосходительство.

- И кого же вы в сей знаменательный день пригласили?

- Троих, ваше высокопревосходительство. Господина Александра Пушкина, майора Владимира Раевского и... - Я мучительно соображал, как мне представить Урсула Бенкендорфу, делая вид, что припоминаю фамилию. - И капитана Охотского, кажется. Прощения прошу, фамилию запамятовал.

- Капитана Охотникова, - поморщившись, поправил Бенкендорф. - Вам известно, что он умер?

- Умер?.. Не знал об этом, ваше...

- А с ним вы каким образом познакомились?

Как же повезло мне тогда, что генерал сначала сообщил о смерти капитана Охотникова - а я знавал его в Кишиневе, знавал, но близко знаком не был - и лишь потом заинтересовался почему-то, как мы с ним познакомились. Раевский был уже арестован, так что навредить ему я не мог, а вот Пушкина следовало выводить из этой жандармской игры в подкидных дурачков.

- Нас познакомил майор Раевский.

- Присутствовали при их беседах?

- Помилуйте, ваше высокопревосходительство, - я позволил себе улыбнуться. - Я тогда, в Кишиневе, безусым юнцом еще считался. А потому я их приглашал, а они меня - никуда и никогда. Даже на дуэли секундантом не брали.

Зря я это выпалил, относительно дуэлей. Но Бенкендорф и на оговорку мою внимания не обратил.

- Однако ясский господарь Дмитрий Мурузи почему-то отошел от этого правила.

- Крайне удивлен сим обстоятельством, ваше высокопревосходительство. Крайне удивлен приглашением его и по сей день, хотя, не скрою, и весьма польщен.

Бенкендорф нагнулся к столу, вновь возникнув в кругу света. Взял в руки очередную бумагу.

- Господарь отозвался о вас весьма восторженно. Послушайте его доклад Инзову. "Атаку возглавил прапорщик Александр Олексин, убив двух турецких разбойников..." - Кончив читать, поинтересовался: - Соответствует действительности?

- Так точно, ваше высокопревосходительство!

- У Инзова к вам тоже претензий не оказалось, - продолжал главный жандарм. - Отмечает вашу искренность и чистосердечие. Вот на чистосердечии и остановимся. Когда Александр Пушкин передал вам для хранения полный список "Андрея Шенье"?

- Он мне не передавал его, ваше высокопревосходительство. Я выиграл эти стихи. В штосс.

- Что-то я не замечаю в вас того качества, которое столь восхитило генерала Инзова.

- Ваше высокопревосходительство, - сказал я, проникновенно прижав руки к груди. - Пушкин посвятил мне два стихотворения и еще четыре - подарил на память. Они - в бумагах, что взяли у меня при аресте. Все. Все шесть стихотворений подписаны Александром Сергеевичем, а список "Андрея Шенье" - не подписан. Извольте обратить внимание, прошу вас. А не подписан потому, что подарен был кому-то другому и я его просто выиграл в штосс...

- Поручик конно-пионерского полка Молчанов утверждает в своем заявлении как раз обратное вашим словам. А именно, что вы расплатились с ним пушкинским "Андреем Шенье", но потом отыграли сей список назад.

- Ваше высокопревосходительство, виноват. Пьян был до полного ошаления, все - как в тумане, только ошибается коннопионер. Он тоже на хороших воздусях был...

- Хватит! - резко выкрикнул Бенкендорф. - Как только Пушкин будет арестован, я устрою вам очную ставку. Что тогда скажете?

Ничего я не сказал. Разинул рот, закрыл его, снова открыл и спросил:

- Пушкин арестован?..

- Будет арестован без всякого промедления, как только Государь изволит дать согласие свое. Представление по сему предмету мною уже сделано.

- Зачем же Пушкина арестовывать, ваше высокопревосходительство? растерянно и как-то не к месту, что ли, сказал я. - Проще с этим коннопионером и мною очную ставку...

- Поручик Молчанов ни в чем не повинен. Мало того, он проявил истинно патриотическое рвение, и нет причин...

Что-то жандармский шеф еще говорил, но я уже ничего не слышал. Горечь до горла меня переполнила: знал я теперь, кому обязан казематным своим сидением. Знал. Знал, кто проявил истинно патриотическое рвение...

-...Так кто же с кем расплачивался стихами? - наконец-то до меня донесся генеральский голос. - Вы с Молчановым или Молчанов с вами?

- Коннопионер со мной, коннопионер, ваше высокопревосходительство. То и человек мой подтвердить может, и станционный смотритель в любое время.

- Да, они ваши слова подтверждают, - согласился Бенкендорф, посмотрев в какие-то свои бумаги. - Однако Молчанов утверждает обратное.

- Он бутылку рому у смотрителя купил да один и высосал ее, потому что в меня уж и не лезло.

- Молчать! - гаркнул жандармский верховный вождь.

Замолчали мы оба. И молчали, пока Бенкендорф не обрел прежнего холодного величия.

- Теперь - о надписи "На 14 декабря". Она не принадлежит ни Пушкину, ни вам, ни Молчанову. Сие установлено. Кому же она принадлежит?

- Не ведаю, ваше высокопревосходительство. Я ее с этой надписью и выиграл.

- Кому вы давали читать сей стихотворный памфлет?

- Никому. Может, Молчанов кому давал, ваше высокопревосходительство?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии