- Так точно, ваше высокопревосходительство! - с огромным облегчением согласился я.
- Ну и Бог с вами. А по какому поводу вы устроили попойку за неделю до бряцания шпагами?
- Осьмнадцать лет мне исполнилось, ваше высокопревосходительство.
- И кого же вы в сей знаменательный день пригласили?
- Троих, ваше высокопревосходительство. Господина Александра Пушкина, майора Владимира Раевского и... - Я мучительно соображал, как мне представить Урсула Бенкендорфу, делая вид, что припоминаю фамилию. - И капитана Охотского, кажется. Прощения прошу, фамилию запамятовал.
- Капитана Охотникова, - поморщившись, поправил Бенкендорф. - Вам известно, что он умер?
- Умер?.. Не знал об этом, ваше...
- А с ним вы каким образом познакомились?
Как же повезло мне тогда, что генерал сначала сообщил о смерти капитана Охотникова - а я знавал его в Кишиневе, знавал, но близко знаком не был - и лишь потом заинтересовался почему-то, как мы с ним познакомились. Раевский был уже арестован, так что навредить ему я не мог, а вот Пушкина следовало выводить из этой жандармской игры в подкидных дурачков.
- Нас познакомил майор Раевский.
- Присутствовали при их беседах?
- Помилуйте, ваше высокопревосходительство, - я позволил себе улыбнуться. - Я тогда, в Кишиневе, безусым юнцом еще считался. А потому я их приглашал, а они меня - никуда и никогда. Даже на дуэли секундантом не брали.
Зря я это выпалил, относительно дуэлей. Но Бенкендорф и на оговорку мою внимания не обратил.
- Однако ясский господарь Дмитрий Мурузи почему-то отошел от этого правила.
- Крайне удивлен сим обстоятельством, ваше высокопревосходительство. Крайне удивлен приглашением его и по сей день, хотя, не скрою, и весьма польщен.
Бенкендорф нагнулся к столу, вновь возникнув в кругу света. Взял в руки очередную бумагу.
- Господарь отозвался о вас весьма восторженно. Послушайте его доклад Инзову. "Атаку возглавил прапорщик Александр Олексин, убив двух турецких разбойников..." - Кончив читать, поинтересовался: - Соответствует действительности?
- Так точно, ваше высокопревосходительство!
- У Инзова к вам тоже претензий не оказалось, - продолжал главный жандарм. - Отмечает вашу искренность и чистосердечие. Вот на чистосердечии и остановимся. Когда Александр Пушкин передал вам для хранения полный список "Андрея Шенье"?
- Он мне не передавал его, ваше высокопревосходительство. Я выиграл эти стихи. В штосс.
- Что-то я не замечаю в вас того качества, которое столь восхитило генерала Инзова.
- Ваше высокопревосходительство, - сказал я, проникновенно прижав руки к груди. - Пушкин посвятил мне два стихотворения и еще четыре - подарил на память. Они - в бумагах, что взяли у меня при аресте. Все. Все шесть стихотворений подписаны Александром Сергеевичем, а список "Андрея Шенье" - не подписан. Извольте обратить внимание, прошу вас. А не подписан потому, что подарен был кому-то другому и я его просто выиграл в штосс...
- Поручик конно-пионерского полка Молчанов утверждает в своем заявлении как раз обратное вашим словам. А именно, что вы расплатились с ним пушкинским "Андреем Шенье", но потом отыграли сей список назад.
- Ваше высокопревосходительство, виноват. Пьян был до полного ошаления, все - как в тумане, только ошибается коннопионер. Он тоже на хороших воздусях был...
- Хватит! - резко выкрикнул Бенкендорф. - Как только Пушкин будет арестован, я устрою вам очную ставку. Что тогда скажете?
Ничего я не сказал. Разинул рот, закрыл его, снова открыл и спросил:
- Пушкин арестован?..
- Будет арестован без всякого промедления, как только Государь изволит дать согласие свое. Представление по сему предмету мною уже сделано.
- Зачем же Пушкина арестовывать, ваше высокопревосходительство? растерянно и как-то не к месту, что ли, сказал я. - Проще с этим коннопионером и мною очную ставку...
- Поручик Молчанов ни в чем не повинен. Мало того, он проявил истинно патриотическое рвение, и нет причин...
Что-то жандармский шеф еще говорил, но я уже ничего не слышал. Горечь до горла меня переполнила: знал я теперь, кому обязан казематным своим сидением. Знал. Знал, кто проявил истинно патриотическое рвение...
-...Так кто же с кем расплачивался стихами? - наконец-то до меня донесся генеральский голос. - Вы с Молчановым или Молчанов с вами?
- Коннопионер со мной, коннопионер, ваше высокопревосходительство. То и человек мой подтвердить может, и станционный смотритель в любое время.
- Да, они ваши слова подтверждают, - согласился Бенкендорф, посмотрев в какие-то свои бумаги. - Однако Молчанов утверждает обратное.
- Он бутылку рому у смотрителя купил да один и высосал ее, потому что в меня уж и не лезло.
- Молчать! - гаркнул жандармский верховный вождь.
Замолчали мы оба. И молчали, пока Бенкендорф не обрел прежнего холодного величия.
- Теперь - о надписи "На 14 декабря". Она не принадлежит ни Пушкину, ни вам, ни Молчанову. Сие установлено. Кому же она принадлежит?
- Не ведаю, ваше высокопревосходительство. Я ее с этой надписью и выиграл.
- Кому вы давали читать сей стихотворный памфлет?
- Никому. Может, Молчанов кому давал, ваше высокопревосходительство?