Тем более что мои мысли вьются не вокруг женщин, еды и пьянства, как у большинства твоих прихожан, а вокруг работы. Ну ладно, допустим, меня интересуют еще несколько вещей, но работа прежде всего, не то что раньше, когда я получил эту должность. Тогда меня заботили деньги и слава, а теперь терзает азарт. Я должен держать этот берег под контролем, но кто-то позволяет себе отщипывать изрядные ломти от моей власти и глотает их, не давясь.
Когда я нашел бумажник возле тела траянского рыбака, я знал, ну ладно, догадывался, что это слишком очевидная улика и проверки на случайность она не проходит. С какой стати парню таскать с собой в кармане криминальную статью весом в двенадцать лет? Ясное дело, синьор, который дразнит меня бумажником, хочет, чтобы я думал, что марка раньше хранилась в нем. То есть у мальчишки. Мой помощник Аттилио как раз так и думает. Предлагает даже попросить ордер на обыск в доме Понте. Мне тут донесли, что он ходил к матери траянца безо всякого ордера и целый день ворочал там обломки гранита на заднем дворе. Но это его дело, если силу девать некуда.
Всю неделю я присматривался к двум возможным подозреваемым, а третьего держал про запас. Гостиничный фельдшер, здоровенный малый, не имеет твердого алиби на вечер убийства, хотя при допросе врал, что с дежурства не отлучался. Когда я бываю у своей китаянки, он вертится вокруг массажного кабинета с таким видом, будто охраняет ее от посягательств. Китаянка утверждает, что повода ему не давала. Видел бы ты, падре, ее красное китайское платье без рукавов. Впрочем, тебе смотреть на такое не положено. Этого Нёки я еще проверю хорошенько, у таких здоровяков с детскими ротиками всегда полно грязных секретов.
Второй – это лощеный прохвост, который величает себя администратором. Только я-то его помню, и помню, чем он заведовал здесь во времена казино. Хозяин ему крепко доверял, но мог и на хвост наступить, а тосканцы – народ дерзкий, у них разговор бывает короче, чем в Палермо. Что до третьего фигуранта, который гуляет с фальшивым алиби, то это проигравшийся пентюх, скрывающийся в отеле от кредиторов. В этом как раз нет ничего удивительного. Где же еще прятаться от пули, как не в доме собственной матери?
FLAUTISTA_LIBICO
Что теперь? Повернуть кран и пустить воду. В полумраке хамама моя рука нащупала не ту ручку, вода полилась слишком холодная, но Ли Сопра даже не шевельнулся, во сне он видел свои сияющие синие льды, не иначе.
Стоило мне повернуть кран с горячей водой, как мимо двери процедурной простучали каблуки сестры. Матч закончился быстрее, чем должен был (по моим расчетам). Прошло несколько секунд, и за дверью послышался топот, смех и воинственный голос фельдшера Бассо:
– Сейчас приду, отметим, только в процедурной стаканы сполосну.
Он шел прямо в хамам, этот гребаный болельщик со своими стаканами.
– С тех пор как к ним перешел Кастильо, у команды появился стиль, а ведь он ошивался по всему региону, за кого только не играл!
Голос приближался, кровь тяжело заплескалась у меня в висках. Мысли путались.
– Зато сегодня твой Кастильо ползал по полю, как октябрьская муха по стеклу!
Двадцать шагов и две двери. Голый коричневый капитан лежал в ванной, свернув голову набок, грязь закрывала его до подбородка, но выше пока не поднялась. Вода прибывала слишком медленно. Сегодня ничего не выйдет. Надо уходить.
– Джулия? – Фельдшер быстро шел по коридору между ванными, занавески хлестали его по ногам. – Это ты там возишься? Почему так темно?
Стоять за бельевым шкафом было тесно и душно. Одни разговоры, что в «Бриатико» полная стерильность и тройная проверка. Пылищи как в монгольской степи. Бутылку надо засунуть между шкафом и стенкой душевой кабины. Если меня обнаружат, то, по крайней мере, без коньяка со снотворным.
– Ох, черт! – Фельдшер увидел капитана и бросился закручивать краны. – Джулия, где тебя носит? Синьор Диакопи заснул на процедуре и пролежал лишнего.
– Заснул? – Голос явившейся на крик Джулии был пронзителен, будто чаячий крик. – А почему он лежит в холодной грязи?
– Это не наша забота, чем он тут занимался. Ты пульс проверила?
– Да он в порядке, просто спит. Я всегда говорила, что одному в хамаме опасно, но он ведь не подпускает к себе никого! Не волнуйтесь, дотторе, я сама доведу его до постели. Вива «Бриндизи»!
– Вива «Бриндизи»! – засмеялся фельдшер. – Только своим ходом он вряд ли дойдет. Вытирай его покамест, а я схожу за подмогой.
Потом они долго гремели складной каталкой. В этой богадельне каталки стоят в каждой комнате (на них и вывозят, если постоялец отдал концы). Каталки, хризантемы и шведские лестницы. Потом они завернули капитана в халат, погрузили и повезли (шуму было как от упряжки собак с бубенцами). Потом свет в хамаме погасили, и можно было выходить. Дверь они заперли, но у меня были ключи. У меня есть ключи ко многим здешним дверям, да только что теперь толку.