Медленная, кропотливая работа — но по крайней мере дает
ощущение завершенности. Однако занятие вовсе не
возымело желаемого эфекта: мысли о Лиззи так и не
пропали. По прежнему жутко скучал.
С тех пор, как жена улетела обратно на свое побережье, прошло почти две недели, и каждый день я звонил ей в Лос-
Анджелес — и на работу, и в номер отеля, где остановилась
любимая.
Но Лиззи не отвечала на звонки. Сперва секретарша,
Джулиет, повторяла одно и то же, и всякий раз Лиззи
оказывалась на переговорах. После того, как прошло
несколько дней, в течение которых пришлось выслушивать
вранье о «занятности», секретарша наконец-то внесла
ясность: со мной жена разговаривать не желает и не
отвечает на звонки в номер, чтобы случайно не нарваться на
меня.
Однако ледяная холодность Лиззи не помешала мне
направить ей длинное, жалобное письмо, в котором я с
полным на то основанием называл себя уродом,
признавался, что она — самое лучшее, что есть в моей
жизни, заверял, что не могу без нее жить и, само собой, умолял простить.
Письмо отправлено более недели тому назад. А вместо
ответа от Лиззи — удручающее молчание. Знак того, что
любимая вовсе не настроена на примирение.
С упорством, свойственным всякому продавцу,
бомбардирую жену телефонными звонками, надеясь,
вопреки здравому смыслу, что рухнет возведенная между
нами Берлинская стена.
И вот уже пятница подходит к концу, я вернулся в кабинет, только что отправил почтой последнюю сотню рекламных
брошюр об «Эскалибуре» для новых фирм и решил, что
пора, собравшись с духом, вновь позвонить в Лос-
Анджелес.
— Добрый день! Офис Лиззи Говард.
— Привет, Джулиет, это...
— А... мистер Аллен. — В голосе читается: «Отвали, чмо!»
— У себя? — спрашиваю я.
— Нет, уехала на несколько дней.
— Тогда передайте, пожалуйста, что со мной...
— Можно связаться по телефону 212-555-7894, а в рабочее
время — 212-555-9001.
Осекаюсь на полуслове.
— Да. Именно по таким номерам. И, пожалуйста, ради
бога, передайте, что я прошу уделить мне только пять
мшгут времени.
— Лиззи оставила мне для вас сообщение.
— Правда?
— Ну да, я с самого начала пыталась сказать вам.
— Ну так говорите!
Слышно, как девушка достает блокнот. В голосе слышится
официоз, столь излюбленный судебными
стенографистками:
— Лиззи просила меня передать вам, что ее назначили
руководительницей лос-анджелесского офиса на
ближайшие полгода, а адвокатская фирма «Платт и
Макгенри» свяжется с вами касательно расторжения
отношений...
— Какого еще расторжения отношений?! Внезапно в
голосе Джулиет послышалась беспомощность:
— Мистер Аллен, я же всего-навсего зачитываю
надиктованное. «Платт и Макгенри» свяжется с вами
касательно оформления официального расторжения
супружеских отношений, так что вашему адвокату
необходимо...
— Нет у меня никакого адвоката! — Я бросаю трубку.
Пришлось бороться с желанием закурить. Хотелось выпить.
Вместо этого — обхватываю голову руками.
И тут зазвонил телефон. Поднимаю трубку, в углах звенят
английские слова, выстроенные по правилам испанской
грамматики:
— Где был, подери черт, Нед?!!
О боже... Дебби Суарес... После той ночи так и не набрался
мужества перезвонить, хотя и знал: девушка пытается со
мной связаться, оставила не меньше пяти сообщений на
автоответчике в старой квартире. Новые жильцы еще не
въехали, так что я пока еще могу прослушивать голосовую
почту по прежнему адресу.
Как раз вчера наконец-то изменил запись, оставив номер
квартиры Джерри и новый рабочий телефон на случай, если
со мной потребуется связаться. Что и говорить, избегая
звонков Дебби, я поступал как последняя гнида. Но ведь я
не только испытывал глубокое смущение из-за того, что
проснулся в постели с Суарес — наш мимолетный адюльтер
ускорил распад моего брака.
— Привет, Дебби, — встревоженно отвечаю я.
— Да что, черт подери, с тобой стряслось? — негодует
Суарес. — Поматросил — и бросил?!
— Долго объяснять...
— И не ответил ни разу, а я столько раз звонила...
— Понимаешь, тут столько всего случилось — даже и не
раскажешь...
— Но я хочу знать!
— Дебби, пожалуйста... У меня тяжелый период...
— Значит, меня видеть не хочешь?
— Напротив, но... просто в последнее время жизнь весьма
осложнилась.
— Значит, я тебе жизнь порчу? — в голосе Дебби — обида.
— Вовсе нет! Вот только... просто у меня — полный
раздрай.
— Чашка кофе — больше я ни о чем не прошу!
— Ну хорошо, хорошо.
Договариваемся о встрече в «Старбакс», на углу Тридцать
третьей и Парк-авеню, в шесть вечера.
Но зайдя через шестьдесят минут в кафе, понимаю: Дебби
требуется большее, чем просто чашка кофе на скорую руку.
Она целует меня в губы, взасос, прижимает к себе. Теребит
пальцами мои волосы, влюбленно улыбается. Когда садимся
за столик, сильно сжимает мне руку, чем пугает до смерти.
— Знаешь, а я подумала, ты из города уехал, или типа того,
— сообщает Суарес.
Осторожно высвобождаю ладонь.
— После похорон Айвана возникли кое-какие сложности.
— И рассказываю о том, как меня изгнали из квартиры, как
потерял работу телефонного продавца.
Неожиданно Дебби вновь стискивает мою ладонь в своей
руке:
— О, мистер Эй... Нед... мне так хреново... Как узнала
жена?
— Ну, на мне... э-э... в общем, остались кое-какие следы.