Карьера

Она снова повернулась к нему всем корпусом… И вдруг обеими руками сильно толкнула его в грудь.

— Идите обратно! Вас пустят…

Она почти кричала.

— Клянитесь, что вы ни в чем не виноваты! Что вы лично преданы Ивану Дмитриевичу… Что вы плоть от плоти! Семя от семени… Что вы готовы выполнять любое задание… Любого правительства! Вы…

Невольно смешавшись, Корсаков все-таки краем сознания пытался понять, в чем же виновата перед ним Лина? Но в том, что она виновата, у него уже не было сомнений!

— И не забудьте… Про Севочку! — она наступала и наступала на него. — Мне надо было сказать Ивану Дмитриевичу всего три слова! Малюсенькая просьба, в которой человек не может отказать человеку!

Она стояла перед ним, растерзанная, злая… Очень красивая! Она все вытирала и вытирала лицо грязной рукой, отчего на шее оставались темные полосы.

— Вам же будет лучше! Вам! Мне! Севочке!

Она вдруг схватила его горячими пальцами за плечи и неожиданно поцеловала.

— Милый мой… Ну, пожалуйста! Вы же меня любили?! Эти люди… Они все с нами могут сделать! И уже делают… Неужели — вы не понимаете?

Корсаков стоял, как заколдованный. Он только видел, как шагах в десяти от него, посреди улицы, перед большой лужей, сидел мальчишка в длинных пыльных трусах и с энергичным, бессмысленным равнодушием бил и бил по грязной, зеленоватой воде доской.

Корсаков понимал, что еще мгновение и он тоже начнет делать что-то подобное — не требующее ни его сознания, ни воли, ни разума.

— У вас дети… Им — жить! — тихо, в ухо, говорила Лина. — Они избалованы… Робки! Не защищены! Их сметут — без вас! Без меня! Они опустятся на дно… Как будто их проткнули шилом. А шило — у них!..

Она чуть подталкивала его всем своим, прижавшимся к его телу, телом.

— Завтра… вашего отца не будет! Он не вечен… Ниточка порвется. Навсегда! Вы же знаете этих людей! Они холодны, как Колыма. Как Антарктида! Они слезинки не прольют!.. Как будто их и не было! А значит, и вас не было! Милый! Кирилл, идите. Еще есть хоть полчаса… Меньше даже… Ну! Замолвите за меня слово… Поверьте мне… Ну! О Севе! Мы же вчера говорили. А один Тимошин не решится.

Он невольно положил руку на ее плечо, словно собираясь прижать ее к себе… И уж невольно сделал шаг в сторону… дома. Но тут же увидел (как видят в перевернутой подзорной трубе… резко, вдруг, смещением горизонта), как из калитки отцовского дома быстро вышел не Логинов, а какой-то очень знакомый человек. Усилием слуха он понял, что в спину этому человеку (это был Тимошин) летел голос отца:

— Мне не нужно подачек! Мне не нужно! Присылать адъютантов! Или кто… Вы там?! Если он не сможет вечером приехать сам… То пусть забудет… Сюда дорогу!

— Александр Кириллович! Ну, что вы! — Тимошин пытался объясниться на ходу. — Вполне возможно… что Иван Дмитриевич будет вечером… Позже…

Корсаков не услышал, что ему ответил отец. Тимошин поспешно сел в автомобиль и стал не виден.

Кирилл сделал невольный шаг в сторону, потому что машина, круто и неловко, как танк, развернулась и двинулась в их сторону. Лина рванула его с дороги, и Кирилл, чуть не упав в канаву, перепрыгнул вслед за ней через канаву. Машина с тугим, шелестящим свистом пронеслась в двух шагах от них. Кириллу показалось, что он увидел настороженный, недобрый взгляд из глубины кабины.

— Как тарантул… Посмотрел! — услышал он за спиной негромкий голос Лины.

И неожиданный, сдавленный смешок. Кирилл оглянулся.

— Не завидую… Я вам теперь!

— А что… Собственно говоря… случилось?

— А то! Что он увидел нас — вместе!

— А вчера ночью? Мы разве не были все вместе? — рассердился Корсаков.

— Мы были не на службе… А тут… — она начала говорить тихо и раздельно. — Мы… С вами! Вдвоем… — В непосредственной близости от Ивана Дмитриевича. И вы Тимошину никогда не докажете! Что это случайность… И она — не против него?!

Она уткнулась головой ему в плечо. Замолчала. Потом отошла шага на два в сторону.

— Мне кажется… Нам нужно попрощаться, — неожиданно для самого себя тихо и уверенно сказал Корсаков. Она как-то издали глянула на него. Достала из сумочки крупную гребенку и начала сосредоточенно, задумчиво расчесывать волосы. Как актриса после обычного, рядового, не трудного спектакля…

«Зритель трудный сегодня был», — вспомнил он обычную актерскую фразу. Она дерзко глянула на него и спросила:

— У вас, кстати… Нет десятки с собой? Не хочется тащиться… на электричке!

Лина спросила о деньгах с той наплевательски-робкой миной, которая, как отметил Кирилл, очень молодила ее. Он невольно рассмеялся.

— Ну, где вы тут найдете такси?

— Если нет? Конечно, тогда… — она залилась краской, и Кирилл поспешил достать бумажник.

— Ради бога, извините… Что я не могу проводить вас! — как можно мягче сказал он, протягивая ей деньги.

— О чем говорить! — она пожала плечами, пряча деньги. — Мы же с вами — друзья?

Она посмотрела на него, чуть прикрыв веки. В этом было что-то очень жалко-независимое, но и неискреннее.

— Или… Как вы считаете?

Она настаивала, и Корсаков понял, что ему нужно сделать нечто рыцарское, чтобы освободить ее от всего сегодняшнего унижения.