Карьера

Останется в памяти сияющий, просторный майский полдень… Улица Чернышевского, запечатленная как на старой, глубокой, пожелтевшей фотографии… Толпа, машины… Кажется, еще трамвай тогда ходил по Чернышевской… Он сам, стоящий под тоненькой, городской липой… И счастливая женщина, переходящая дорогу в широкой, расклешенной, песочного цвета, юбке… И только волосы — плотной, смело подстриженной копной, — чуть отливающие золотом на черни, останутся для него живыми… Вот они! В двух шагах от него! От Кирилла!

Но где та смелость? Где та крадущаяся и свободная стать?

— Что вы? Вы же сейчас… Заплачете!

Она подошла к нему и серьезно, врасплох, впрямую, спросила:

— Вы что? Любили меня?

Он не ответил.

— Ах, какой вы… Счастливый! — она осторожно, чуть тронув его щеку сухими губами, поцеловала его. Как маленького брата целует любящая, взрослая сестра. Повертела в руках хворостинку и вдруг с неожиданной яростью бросила ее изо всех сил.

— Вы, надеюсь… Не под каблуком? У своей… — она даже передернулась от внезапного душевного ожесточения. — Ну? У жены?

— Не знаю… — ответил Кирилл и понял, что он давно стоит, прижавшись к кривой, немолодой березе… Словно в эти несколько прошедших минут ему была нужна простая физическая опора.

— Не знаю, — снова буркнул он.

— Вы… Не откровенны с ней? — спросила она, снова наклоняясь к земле. — Вы как-то… суверенитетно выглядите?

— Как? — невольно переспросил Кирилл.

— Трудно второй раз выговаривать, — серьезно ответила она и теперь, уже сидя на корточках и что-то рисуя на земле, спросила тише: — Вы что меня не помните?.. Нет, не в детстве… Мы с вами же совсем недавно виделись!

Он насторожился. Она не просто спросила его, а с каким-то затаившимся напряжением.

— Я же была в Риме… Муж знакомил нас.

— Чей муж?

— Ну, мой, конечно! — раздраженно и быстро ответила она. — Чей же еще!

— А кто ваш муж?

Она подняла на него глаза и смотрела снизу вверх, как на чудо природы.

— А у кого вы были этой ночью?

— У вас! Но я думал, что Жигач это…

— Что «это»? Нет! Всеволод не любовник своей жены, а просто муж… Мой муж!

Она поднялась, оправила юбку. Поскучнела, посмотрела в сторону дачи.

— В общем, это не имеет никакого значения!

Но она по-прежнему чего-то ждала, и Кирилл понимал это.

— Но… У вас же другая фамилия? Армянская, — смутился он, не в силах сейчас вспомнить ее.

— Естественно. Я же какая-никакая, но артистка!

Она вдруг ударила себя по бедру ладонью.

— Господи! Как это глупо звучит — актриса… «Артистка»! Какая я артистка?! И голоса никогда настоящего не было… Фанаберия была. Это точно — было! Ну! Почему вы меня не переубеждаете? Ах, молчите, потупясь? Значит, и вы так считаете?

— Поверьте… Я никогда не слышал вас! — попытался он остановить этот поток самобичевания.

— И все-таки непонятно… Как вы могли меня не узнать в Риме? Видно, хорошо вы тогда нагрузились.

— Да, действительно… Не помню, где, когда мы встречались.

— А могли бы и узнать! — вдруг жестко и с какой-то обидой сказала она. — Лучше… Если бы узнали! Многого могло бы не случиться!

Кирилл невольно напрягся, но Лина тут же прекратила этот разговор. Послышался шум подъезжающей машины.

— Что это? — обернулась Лина. — Это к вам… Гости?

«Неужели это уже Логинов? Он же только вечером должен был приехать», — мелькнуло в голове Корсакова.

Она улыбнулась ему празднично-жалкой улыбкой, какая бывает у бедных детей, подсматривающих на праздник хозяев.

Кирилл на мгновение прикрыл глаза.

«Неужели ока играла всю эту комедию, чтобы дождаться Логинова? Она, значит, знала… И поэтому так легко согласилась поехать со мной?! Поэтому не вернулась в Москву…»

— Может быть, — ответил он, стараясь не смотреть на нее. — Он должен был быть позже… И потом… Он к отцу!

— Значит, это правда? — с какой-то заискивающей надеждой все спрашивала она. — Что ваш отец? И Логинов… Они — друзья, да?

— Я… не знаю! — отмахнулся Корсаков. — Я не хочу вмешиваться… Во все эти дела!

Кирилл сделал несколько шагов к забору и обернулся, надеясь, что Лина следует за ним…

Он обернулся и увидел, что Лина, приподнявшись на цыпочки, старалась рассмотреть, что творилось около большой, похожей на лакированный танк, машины, остановившейся у ворот.

— Лина! — тихо, почти зло позвал Кирилл, но она его не услышала.

Он не знал, как поступить… «Идти в дом? С ней? Как это воспримет отец? И этот… человек?»

Нет! Это невозможно!

Он хотел было снова позвать Лину… В конце концов, увести ее силой… Но в этот момент из-за кустов бесшумно появился человек… В темном плаще, с аккуратно повязанным галстуком, молодой и вежливый.

— Извините, — совсем негромко, но очень явственно спросил он. Лина вздрогнула от этого почти неслышного голоса. Как от прикосновения к ней провода под током.

Молодой человек в плаще коротко и узнавая (хотя Кирилл никогда его не видел) поклонился Корсакову. Затем со спокойной, настойчивой вежливостью обратился к Лине.

— Извините, а вы… — Его недоговоренная фраза повисла как совершенно реальный и полностью высказанный вопрос, который включал в себя и вопрос о документах, и о причине появления здесь.

— Я… — она смешалась. — Мы с Кириллом Александровичем!