Карантин по-питерски

Мы встали и пошли есть торт. Точнее, она ела, а я просто пил вино, думая над тем, какой же я идиот. Идиот, потому что поставил. Идиот, потому что не выиграл. Идиот, потому что сказал.

Затем я собрал сумку и поехал на вокзал. Вечером у меня был сольный концерт в Москве, на который я не хотел ехать, но было надо – мне платили за него двадцатку.

08.05.2020

Павел Крусанов:

Воспользовался образовавшимся временем и решил обустроить на своей псковской делянке быт – вчера установил усиливающую сигнал антенну и наладил сносный интернет.

Жизнь в провинции идёт своим чередом – в Новоржеве три случая заражения коронавирусом. Но все трое инфицированных не местные, а приезжие из Опочки (ударение на второй слог). У Новоржева с Опочкой вообще давняя тяжба по поводу собственного величия и продвинутости – Опочка пока выигрывает. Помимо новообретённой заразы, в Опочке есть ещё два светофора, а в Новоржеве – ни одного. Опочкинские жители находят в этом факте повод для небольшой гордости.

Время от времени меня в моём затворе навещает местный нимврод Саня, с которым мы в сезон охоты гоняем гусей и уток. Он малопьющий, но три дня назад отпустил вожжи, и мы основательно посидели. Саня рассказал историю, которую я прежде от него не слышал, а уж порассказать о себе и своей заковыристой жизни он большой любитель. Так вот, после восьмого класса он поступил в техникум в Себеж – учиться на агронома. После второго курса, перед третьим, их, как водится (по тем временам так водилось), отправили в какой-то колхоз «на картошку». И туда же отправили курс из областного педагогического института. И так случилось, что приглянулась ему одна девица «из педагогических». Парнем Саня был видным, но робким, поэтому дальше томных взглядов дело не шло, пока не настал последний день их трудового семестра. Накануне отъезда приходят к нему товарищи и говорят, мол, одна деваха из педагогического хочет с тобой познакомиться, мы идём с ними гулять, просила тебя позвать. Саня сначала отбивался, но приятели уговорили. Пришли они к девицам, а среди них – она. Сама его и вызвала. Пошли они вдвоём гулять по вечерним полям, тут искра между ними и проскочила. Всего пару раз и поцеловались, а она полночи у него на груди прорыдала. От счастья, наверное – от чего ещё? Адресами обменялись (они в разных районах жили) и наутро разъехались на учёбу. Вскоре приходит от неё письмо – написано складно, слова до самой печёнки достают. А Саня – парень неучёный, ему так не написать, и вбил себе в голову, что не ровня он ей, деревенщина. Была там дальше мутная история под Ростана – бойкий Санин приятель, сосед по общежитию в Себеже, взялся от его имени вести с этой институтской девицей переписку. Полгода тянулось, а потом Сане стыдно стало, и он приятелю писать запретил. Она ещё несколько писем присылала, но Саня не отвечал, а потом – армия, танковые войска, другая вселенная.

Так вот Саня этот, когда мы с ним прилично выпили, и признаётся, что не может ту девчонку никак забыть, которая полночи у него на груди от счастья проплакала. До сих пор не может – ездил недавно в село, где она жила, узнавал о ней – что да как. Теперь она директор школы, так он подходил к школе, тайком смотрел – душу, говорит, ему так и щемит. Назад ничего не вернёшь, а очень хочется – так изголодавшемуся без кислорода организму невыносимо хочется вдохнуть под водой, и организму нет никакого дела до того, что у него нет жабр.

Как тут не вспомнить Платонов «Пир» и речь на том пиру Аристофана. А Сане, между тем, шестьдесят два года, у него жена, двое детей и двое внуков. И как мы разберёмся здесь, где была правда и где ложь? Да, первая неправда приходит в мир от нежелания обидеть другого. Но дальше что? Дети Сани – ложь? Его внуки – ложь? Как будто мы не знаем, что даже у откровенной дряни в дальнем родстве непременно отыщется зёрнышко возвышенного и божественного.

В детстве меня учил играть на гитаре долговязый Вова. Он был сыном друзей моих родителей, старше меня лет на пять. Будучи довольно музыкальным от природы, со слухом и голосом, он вызывал во мне жгучую зависть своим умением извлекать из гитары чистые звенящие созвучия. Одна беда – дыхание у Вовы было неприятным. Чрезвычайно неприятным. Оно было смердящим. Но я так хотел научиться играть… Должно быть, в ту пору и пришло осознание, что страсть – тяжкая и далеко не чистоплотная работа, и если действительно хочешь чем-то овладеть, хочешь достичь результата, придётся преодолеть всё – не только неуклюжесть пальцев, но и отвращение. И так будет всегда.

Вова рано умер – люди с таким дыханием долго не живут. Живой человек портится не так быстро, как мёртвый, но всё-таки портится.

08.05.2020

Валерий Айрапетян:

Всегда завораживало в афоризмах и любом другом сильном, кратком, прямом и не терпящем сомнений в своей правоте высказывании то, как легко оно теряет свою авторитарную поучительную власть, будучи отделённым от своей формы.

И ответ Германа Александру – тому яркий пример.