С Аней мы виделись ещё несколько раз («Ну ты и свинья!» – первым делом выпалила она в трубку и рассмеялась, когда я позвонил ей, чтобы объясниться), пили вино, гуляли, вроде даже разок поцеловались. А книги свои я так и не забрал. Оставил, выходит, на память.
Вышли утром с сыном на прогулку.
В прежнем мире, до пандемии, у сына было несколько любимых маршрутов прогулки, но самый любимый был этот: идём по набережной Фонтанки к Ломоносовскому мосту, заглядываем в продуктовый (за печеньем с ягодной начинкой), перебегаем через мост на ул. Ломоносова, заходим в ближний к мосту дворик, носимся там по детской площадке, качаемся на качелях, далее по Ломоносова – к следующим качелям, а после качелей – в забегаловку на Загородном, где крутят вкуснейшие мясные и постные шавермы. Но вот беда: площадки детские закрыли, забегаловка работает в режиме «навынос», а малец мой всё тянет меня пройтись по излюбленным местам.
Сегодня я схитрил. Перед мостом посадил сына на плечи и взял не влево – к мосту, а вправо – к Апраксиному двору. Перешли Ватрушку, в Торговом переулке стянул с себя всадника, и пошли с ним вразвалку вглубь Апрашки.
Апрашка пустует.
Есть такой штамп в фильмах-вестернах: герой входит в город, а обезлюдевшая городская площадь встречает его выцветшими фасадами домов, палящим зноем, погоняемым ветерком перекати-полем и тишиной. Но тишина та особая: зритель как бы ощущает мускулистую и незримую её мощь, потайную зафасадную жизнь, тысячеглазо устремлённую на пришельца, ждёт от неё какого-то сокрушительного выпада, громыхания, взрыва.
Так и мы с сыном – шли по пустынным рыночным улицам, вдоль запертых неопрятных корпусов, вдоль бесчисленных вывесок типа «Элитное постельное бельё VIP!!!», «Шикарные носки. Опт и розница», «Детские игрушки. Только опт», «Кошельки. Кожа. Опт». Шли вдоль складов, подвалов и покосившихся остовов торговых палаток, с чьих металлических костей свисала брезентовая кожа. Шли мимо всего этого молчания, а ощущение ложной тишины шло за нами следом. Ещё мгновение – и прильнувшие к фасадам тени сойдут и закружат вокруг нас шумным бесовским хороводом. Или все корпуса разом отворят свои двери, и тюки с вещами потекут по торговым улочкам пёстрой рвотно-вещевой массой, а рынок снова наполнится крикливым восточным многоголосием, гомоном хитрых птиц.
Немного заплутали. На одной из улочек застали кучку южных кадыкастых мужчин, столпившихся между двумя чёрными БМВ. Заметив нас, мужчины перестали говорить и молча проводили взглядами, а я подумал, что безопасность, к которой привык обыватель, – величайшая иллюзия, призванная убедить его, что поход на работу или прогулка по центру города исключают вероятность быть убитым или ограбленным.
Хорошо, подумалось мне, что в момент нашего с Захаркой появления они не впихивали в багажник завернутый в ковёр труп с торчащими из ворсистого рулона остроносыми лакированными ботинками. А у меня из всех ответных мер – только складной ножик, подаренный писателем Садулаевым и заточенный писателем Елизаровым. Когда за пару дней весь мир загоняют по норам, в столице клеймят людей цифровыми пропусками, СМИ вываливают тонны ужасов и пугалок, а на чихнувшего в петербургском метро глядят как на смуглого бородача, воскликнувшего «Аллаху Акбар!», – разбухает тревожная мысль о шаткости конструкций, которые ещё вчера воспринимались островками стабильности в бушующем житейском море.
Вышли на Садовую, встретили наряд полиции. Поймал себя на мысли, что рад этой встрече. Странные грядут времена.
В тему неожиданных встреч с излишне агрессивными гражданами. Году в 2009-м мы с друзьями отмечали в Купчино[10] день рождения хорошей знакомой. Было нас двое – я, моя женщина и два интеллигентных друга. Одеты мы были в максимально богемном стиле – костюмы-тройки, галстуки, шляпы, чисто лондонские денди. Но, опять же, дело было вечером в Купчино.
Идем мы чуть навеселе – и вдруг слышу сзади голос с характерными такими интонациями спальных районов: «Хааа, чо бля, шляпу надел, Боярский штоле». Оборачиваюсь и вижу позади четверку весьма четких и ровных пацанчиков. Ладно, думаю, пофиг.
Сзади, меж тем, продолжают раздаваться голоса. «Хааа, гы, Майкл Джексон ннна». Ладно, окей.
И тут кто-то подбегает сзади и срывает с моей головы шляпу. Что делает петербургский богемный интеллигент, когда с него срывают шляпу? Правильно, без лишних слов задвигает по еблищу. Это я непременно и сделал. Закономерно началась драка.
Драка продолжалась недолго, но я успел упасть сам, повалить кого-то на землю, получить струю баллончика в лицо (гопники оказались предусмотрительными), получить по морде и надавать по ней же в ответ. Неистово, как настоящие львы, сражались мои друзья и моя женщина, которая и вовсе шокировала гопников до степени «оттащите эту бешеную бабуууу!».
Закончилось все позорным бегством гопников. Возможно, они не ожидали, что ребята в шляпах дадут такой отпор. Чисто «Заводной апельсин».