— Слушаюсь, капитан, — отвечает Бек. — Я сделаю все, что могу. — Помолчал, выпятил губу и добавил: — Я сделаю больше, чем могу.
Франклин не обнимает, не целует Джорджа Бека; он ничего больше не говорит ему.
Привалы так часты, что, право, путники больше сидят, чем идут. У Франклина опухли ноги, он не может пройти больше километра. Джордж Бек и три проводника прощаются с отрядом и идут к форту. Вслед им глядят потухшие глаза, изможденные лица, обтянутые красной, потрескавшейся кожей. Вслед им глядят не люди, а призраки, выходцы с того света.
Цепочка все больше растягивалась. По двое, по трое они брели по заснеженной «земле тоненьких палочек». Позади всех ковылял, опираясь на Ричардсона, мичман Худ. Франклин чувствовал, что мичман не дотянет. Худ сам дал это ему понять. Мичман попросил, чтобы его оставили, он-де добредет один, нельзя же из-за него задерживать всех. Франклин наотрез отказался да еще ласково попрекнул мичмана, сказав, что оставить товарища в беде по известному ему, Худу, законам «петушьей ямы» означает самое черное предательство.
«Петушья яма»! И Худу ясно послышалась барабанная дробь — «Ростбиф старой Англии». Он растерянно оглянулся и понял, что это галлюцинация. Но от того, что он это понял, галлюцинация не исчезла, а лишь изменилась — из слуховой она стала зрительной. Так же ясно, как он услышал барабанную дробь, увидел Джон Худ корабельную миску с гороховым супом и кусками солонины, «соленой ворсы». Она дымилась, она приближалась, покачиваясь в воздухе, миска густого горохового супа… Мичман упал, теряя сознание.
Ричардсон и Хепберн сказали Франклину, что они останутся с Худом. К доктору присоединились двое выбившихся из сил проводников. Франклин кивнул Ричардсону: хорошо, пусть они остаются; он постарается прислать подмогу.
Остающимся натянули палатку, натаскали дров, и совсем поредевший отряд Франклина медленно двинулся к форту Предприятие. Из пятерых англичан он один теперь шел к хижинам, где ждали богатые запасы продовольствия. Верно, скоро попадутся индейцы, посланные штурманом Беком. Только… Нет, зачем думать дурное. С Джорджем ничего не случится.
Был ноябрь 1820 года. «У-у-у», — гудел северный ветер; «а-а-а», — плакала вьюга. Скрипел снег. Согнувшись, едва переставляя опухшие ноги, брел Джон Франклин, спрятав под одеждой на груди карту маленькой частицы арктического побережья.
ВСЕ ДАЛЬШЕ…
«Nec plus ultra» — «дальше некуда» — было выбито в очень давние времена на гербе приморского города Кадиса, расположенного на юге Испании. Считалось, что за Гибралтарским проливом кончается обитаемый мир.
Потом неуемные испанцы вычеркнули «Nec», осталось «plus ultra» — «все дальше». Гордый девиз, призывной и вечно юный…
«Дальше некуда», — сказал в 1818 году Джон Росс, заметив в тумане горы, преградившие Баффинов залив.
«Все дальше!» — воскликнули Вильям Парри и Джон Франклин, отправляясь в мае 1819 года во второе путешествие для открытия Северо-Западного прохода.
Все дальше…
Тридцатого июля девятнадцатого года корабли капитана Парри «Гекла» и «Грайпер» подошли к проливу Ланкастера.
В прошлом году Росс увидел в глубине его горы. Вильям Парри снова почувствовал тогдашнюю острую горечь. Теперь-то он сам начальник экспедиции. И, даже если действительные, несомненные горы встанут по курсу его «Геклы» и «Грайпера», даже тогда он не сразу повернет.
Все ближе они к тому месту, где Росс отметил: «Горы Крокер». Открытое мальчишеское лицо капитана с высоко поднятыми бровями медленно теряет свою розовую окраску. Бледный, сосредоточенный, он глядит в подзорную трубу, и прекрасный инструмент, изготовленный в известной долландовой мастерской, приближает к нему клубящиеся синеватые громады. Неужели Росс был прав?! Неужели впереди горы?
Командир «Грайпера» лейтенант Мэтью Лиддон тоже видит горы. Он смотрит на них и на мачты «Геклы». Неужели славный парень капитан Вильям поднимет сигнал — «Лечь на обратный курс»?
Но нет, «Гекла» по-прежнему идет вперед, вздымая форштевнем волну Ланкастерова пролива. Лейтенант Лиддон с радостным послушанием держит свой бриг в кильватере начальника.
Отдаленное «ура» доносит ветер до настороженного командира «Грайпера». «Ура» кричат на «Гекле», кричат все матросы и все офицеры, кричит сам капитан, и на все еще бледном лице его появляется веселая, озорная, счастливая улыбка. «Горы Крокер», как он и ожидал, были рождены обманом зрения чрезмерно осторожного Росса! И вот они исчезли, как химеры на заре!
Дальше, насколько хватало оптических сил «долланда», расстилался чистый ото льда прямой водный путь. Проливом Барроу называет его Парри. Джон Барроу, секретарь Адмиралтейства, вы можете быть довольны капитаном флота Вильямом Эдвардом Парри…
Он все-таки помалкивает, не желая дразнить судьбу, но команды на его кораблях, не удерживаясь, достигали в мечтах своих мыса Айси-Кейп на Аляске, наиболее же пылкие — Берингова пролива, где, возможно, — каких чудес не бывает на свете! — повстречают они корабли русских.