Из карт, сделанных им, Шишмаревым и юными штурманами, можно будет составить атлас. Он привезет Крузенштерну и другим ученым-морякам интереснейшие наблюдения: глубинные температуры, температуры поверхностные и определения прозрачности воды, коих до «Рюрика» никто не производил; астрономические наблюдения и точное счисление курса позволят установить скорость и направление течений; гербарии и коллекции Шамиссо давно уже не умещаются в каюте; наконец, рисунки Хориса воочию представят облик, жилища и утварь многочисленных народов, о которых сделаны столь же многочисленные записи.
Все это, по чести говоря, не должно бы позволить усомниться в нем как в «зеемане» — в моряке-исследователе. И ежели такие сомнения возникнут, то… они будут лишь еще одним проявлением человеческой несправедливости.
Он теребил свои белокурые, немного волнистые волосы. О нет, он не сдастся так рано, он не сдастся ни хвори, надрывающей грудь, ни наветам недоброжелателей. Новые обширные замыслы роятся в его голове. Конечно, по возвращении в Россию ему предложат отпуск. В деревенской тиши, на мызе Макс он все хорошенько обдумает. Надо полагать, что Иван Федорович и Румянцев еще раз поддержат его…
В мае 1818 года «Рюрик» пересек экватор; в июне — миновал Азорские острова, вошел в Ла-Манш и бросил якорь в английском порту.
Из Портсмута Коцебу ездил в Лондон и отыскал в огромном городе одного из хороших знакомых Крузенштерна. Капитана встретил шестидесятивосьмилетний джентльмен. Он провел русского моряка в большой кабинет, уставленный книгами и увешанный географическими картами. Он не был ни путешественником, ни мореходом, этот старик. Но имя его было известно путешественникам и морякам всего мира. И не было, пожалуй, ни одной капитанской каюты, где не лежали бы отлично исполненные карты и атласы с подписью человека, изготовившего и издавшего их.
Аарон Арроусмит был знаменитым картографом, основателем и владельцем картографического предприятия. За свою долгую жизнь он выпустил в свет более сотни атласов и несколько больших карт, а его всемирная карта, выполненная в меркаторской проекции и снабженная примечаниями, пользовалась широкой и заслуженной известностью.
Картографическое предприятие было не только доходным делом, но и подлинно научным. Оно было и хлопотливым. Конечно, облик мира уже не менялся столь стремительно и резко, как в эпоху великих географических открытий, но все же не проходило двух-трех лет, чтобы в нем не появлялось несколько новых черточек. И вся ценность картографического предприятия Арроусмита состояла в том, что старый географ неустанно уточнял, исправлял свои издания.
Вот почему он с радостью принимал каждого капитана дальнего плавания, посещавшего его солидный, тяжеловесный, заставленный книгами и атласами кабинет. Он был рад, когда в июньский день пришел к нему командир «Рюрика». Он узнал о путешествии русских в те времена, когда Крузенштерн еще только покупал у него карты для предстоящего «покушения» на Северо-Западный проход.
Хозяин откинулся в глубоком кресле и внимательно слушал гостя.
Лейтенант рассказывал о своих тихоокеанских изысканиях:
— Я расположил путь в Камчатку так, чтобы пересечь северную часть цепи Мульгравовых островов. Они ведь совсем не исследованы, и я надеялся уделить им некоторое время. К сожалению, на том месте, где они обозначены на вашей карте, сэр, расстилается море без всяких признаков земной тверди.
Арроусмит огорченно развел руками:
— Может быть, очень может быть. Я обозначил их по сведениям шкиперов. Купеческим же капитанам, как небезосновательно замечают в нашем Адмиралтействе, особенно верить не приходится. Коронные капитаны, как правило, добросовестнее.
Они еще долго говорили об открытиях Коцебу, и Арроусмит заверил командира «Рюрика», что будет с нетерпением ожидать публикации его карт и журналов.
Потом они прошли в столовую, украшенную всего лишь одним, но зато великолепным морским пейзажем молодого Тернера, и старик картограф рассказал Коцебу об отправлении двух полярных экспедиций.
— Прошло уже почти два месяца, как они покинули Темзу. Будем надеяться, что они решат великий вопрос, — сказал Арроусмит, наполняя рюмку Коцебу.
Так в доме английского географа услышал русский капитан о продолжателях своего дела. В этот июньский день впервые услышал он и имя своего сверстника Джона Франклина, судьба которого всю жизнь будет привлекать его и волновать.
Распрощавшись с Арроусмитом, Коцебу отправился в Портсмут. Вскоре «Рюрик» ушел к берегам родины.
На двухмачтовом бриге царило возбужденное, приподнятое, праздничное настроение. «Домой, домой», — пел ветер; «домой, домой», — шумели волны; «домой, домой», — вторили сердца. И потому всё, что разворачивалось перед взором мореходов в последние дни плавания — и зеленые берега Балтики, и Королевский фарватер Копенгагенского рейда, и встречные суда, и башни маяков, — все это отмечалось в их сознании мимолетно, вызывая лишь одну мысль: до Петербурга осталось столько-то миль, до Петербурга осталось еще столько-то…