— «Если вам удастся пройти через полюс или около него, — продолжал капитан «Доротеи», — вы должны будете через Берингов пролив выйти в Тихий океан, подойти к Камчатке с тем, чтобы передать русскому губернатору копии всех журналов и документов, с просьбой отправить их по суше в Санкт-Петербург, а оттуда в Лондон.
Затем вы направитесь к Сандвичевым островам или к Новому Альбиону, или же в какое-либо другое место Тихого океана, чтобы дать отдых команде и отремонтировать корабль. Если во время этой остановки вам представится надежный случай послать бумаги в Лондон, вышлите дубликаты. Если же вы пойдете обратным путем, вы сможете зазимовать на Сандвичевых островах или в Новом Альбионе, или в каком-либо другом месте, а ранней весной снова пройти Беринговым проливом и снова проделать старый путь.
Если вам это удастся, постарайтесь пройти к востоку, чтобы Америка была в поле зрения настолько, насколько вам позволят льды. Вы сделаете это для того, чтобы установить широту и долготу некоторых наиболее выдающихся мысов и бухт, соблюдая все меры предосторожности, чтобы не быть затертыми льдами и не зазимовать на том берегу.
Возвращайтесь тем же путем, если будете уверены, что вы обязаны успехом не только временным и случайным обстоятельствам. И, если это будет сопряжено с риском для кораблей и людей, вы должны отказаться от мысли возвратиться этим путем, а вернуться вокруг мыса Горн».
Замысел был гигантский. Но не слишком ли много «если»?.. Эти «если» были оправданы: ни один человек в мире не ведал о тех путях, которые ждали «Доротею» и «Трент».
Инструкция далее указывала, что Бьюкен и Росс должны уговориться о встрече в Тихом океане (предполагалось, что корабли Росса «Изабелла» и «Александр» пройдут Северо-Западным проходом) и о дальнейших совместных действиях. На случай зимовки у берегов Канады секретарь Адмиралтейства предписывал принять «все меры для сохранения здоровья людей», связаться с факториями торговых компаний, подружиться с эскимосами.
При всей грандиозности замысла, Барроу, однако, не настаивал на безрассудной опрометчивости. Он предупреждал капитанов, что они «должны уйти из льдов в середине или 20 сентября, или, по крайней мере, 1 октября, и пойти к Темзе».
«Если ваше плавание удастся, — говорилось в инструкции, — это будет большим вкладом в географию и гидрографию арктических районов, о которых мы очень мало знаем». Вот тут-то и Джон Барроу, и виконт Мелвилл, и лорды Адмиралтейства безусловно не ошибались.
Вечером Франклин не сидел за кружкой эля с другом Вильямом. Он и Бьюкен остались на борту «Доротеи», обсуждая инструкцию. Впрочем, и Вильяма Пари тоже не было ни вечером, ни ночью на берегу. Они с Россом обсуждали другую инструкцию — инструкцию плавания «Изабеллы» и «Александра»…
Ночной апрельский ветер, влажный и веселый, летел над спящей Англией, над сочными лугами и вечнозеленым остролистом, над темными городами и фермами, над трубами ткацких фабрик и копрами угольных копей.
Ветер морщил Темзу и разносил крепкий густой хвойный запах тира, смоляного состава, которым был смазан такелаж кораблей Росса и Пари, Бьюкена и Франклина.
До отплытия «звездочетов» оставалось меньше месяца.
НОВЫЕ ЗАМЫСЛЫ
В ту апрельскую ночь, когда английские капитаны засиделись над адмиралтейскими инструкциями, в одной из гостиниц африканского города Кейптауна ненароком застрял русский морской офицер.
Все было как-то непривычно ему в этой обыкновенной комнате с деревянной кроватью, фаянсовым умывальником, старинным резным гардеробом и довольно посредственной гравюрой, изображающей седые волны и «Летучего Голландца». Почти за три года плавания офицер позабыл об уюте, о высоких потолках и больших окнах, о неподвижных, не ускользающих из-под ног половицах.
Офицер спросил ужин. Негр-слуга отворил дверь (сперва показались его туфля и черная растопыренная ладонь с подносом), и в комнату донесся грустный звук мандолины. Слуга, бесшумный, быстрый, улыбающийся, расставил тарелки и ушел. Офицер остался один, и ему стало грустно. Не этот ли нехитрый струнный перебор навеял на него грусть?
Отужинав, он отворил окно, но штормовой ветер с силой его захлопнул. За окном была ночь. На рейде, точно светлячки, горели огни судов. Среди них он отыскал огни своего «Рюрика».
Шторм разыгрывался, и Коцебу недовольно подумал, что, пожалуй, и завтра не добраться ему до брига, хотя «Рюрик» и покачивается всего лишь в пятидесяти саженях от берега.