Капитаны ищут путь

На следующий день солнце осветило пустынную землю, хмурые воды. Коцебу с отрядом прибыл на бриг. Еще один день плавания в тщетных поисках прохода. Коцебу не сдавался. Двенадцатого августа он вновь ушел на поиски с теми же людьми (присоединился еще и Глеб Шишмарев) на гребном баркасе и байдаре.

Заметив широкий рукав, Коцебу опять воспрянул духом. Берег возвышался, поворачивая с юга на запад, глубина была достаточной, и шлюпки безбоязненно проникли в рукав.

Среди скал притулился конусообразный шалаш из моржовых кож. Два эскимоса — старик и юноша — выбежали из него, потрясая луками. Шлюпки подошли к берегу. Старик туземец издал воинственный клич и натянул тетиву, целя в капитана, который выпрыгнул из баркаса. Коцебу обернулся к спутникам и велел им оставаться на месте.

— Капитан, не ходите, — встревожился Шишмарев, но Коцебу положил на землю ружье и зашагал к шалашу.

Как только эскимосы увидели незнакомца, который безоружным в одиночестве спокойно направлялся к ним, они, улыбаясь, побросали лук и стрелы.

Вместо рукопожатия Коцебу обменялся с эскимосами своеобразным приветствием: они крепко потерлись друг о друга носами, показывая тем самым взаимное сердечное расположение. Коцебу окликнул Шишмарева. Глеб тотчас подошел, оставив, по примеру капитана, оружие у баркаса.

Косматый старик и юноша с приятным смышленым лицом пригласили моряков в шалаш.

В шалаше было дымно и чадно; в углу, на шкуре, возились детишки; женщина, украшенная медными и железными кольцами, звеневшими при каждом ее движении, радушно приняла гостей.

Обменявшись подарками, Коцебу знаками принялся расспрашивать старика далеко ли тянется водный рукав. Старик понял и отвечал капитану столь выразительно, что ему позавидовал бы и хороший мимический актер. Эскимос сел на землю и, проворно сгибаясь и распрямляясь, изобразил усиленную работу веслами. Девять раз вытягивался он на земле во весь рост, подкладывал руку под голову, закрывал глаза и похрапывал.

Коцебу решил, что рукавом, близ которого стоял шалаш этого славного эскимоса, можно достичь открытого моря. Капитан «Рюрика» так обрадовался, что тут же одарил старика еще несколькими ножами.

Эскимосы провожали моряков до шлюпок. Шли они с ними об руку, доверчиво улыбаясь и похлопывая один другого по плечу. Старик нес капитанское ружье.

Шишмарев ухмылялся: недурственно выглядело, коли бы он появился на Невском об руку с эскимосом.

Неподалеку от шлюпок, из-за скалы вывернулся корабельный живописец. Юный Логгин без страха бродил по окрестностям, вооруженный лишь карандашами и тетрадкой. Хорис показал эскимосам некоторые рисунки. Они сразу же признали соплеменников и удивленно осклабились. А когда живописец, не сходя с места, несколькими штрихами нарисовал старика, то тот в изумлении прихлопнул себя по бедрам и присел, разинув рот.

Одарив на прощание эскимосов сухарями и мясом, Коцебу продолжал путь. Вода под килем шлюпок была солоноватой, и это бодрило капитана. Однако мелей попадалось столько, что Коцебу вскоре пришлось отказаться от шлюпочного похода. Отказался он от него до следующего года и назвал рукав заливом Доброй Надежды.

Впрочем, главная его надежда — надежда на отыскание здесь начала Северо-Западного прохода — была уже утрачена. Правда, Коцебу несколько утешало то, что в этом изрезанном прекрасными бухточками зунде он обрел на будущее отличную якорную стоянку.

А теперь… теперь надо было возвращаться на корабль. Большие ожидания не сбылись. Терпение! Есть еще время! Он вернется…

Жестокий ночной шторм едва не погубил шлюпки. Матросы выбились из сил, но все же побороли бурун и достигли корабля, который казался им теперь самым безопасным местом на свете.

Капитан Коцебу по достоинству оценил своих подчиненных; он записал в дневнике: «Нашим спасением мы обязаны только мужеству матросов, и я с большим удовольствием торжественно свидетельствую здесь, что в продолжение всего путешествия был совершенно доволен поведением всего экипажа. Неустрашимое мужество и твердость духа матросов всегда меня радовали. Поведение их везде было примерным; как в местах известных, так и в новых странах видно было их тщательное старание предотвратить всякое дурное о себе мнение. Таким образом и самое затруднительное предприятие, совершаемое с русскими матросами, обращается в удовольствие».

Для исследования Берингова пролива времени оставалось немного. Коцебу покинул открытый им обширный залив. Заливу, по единодушному мнению всего корабельного «населения», дано было имя капитана.

СНОВА НА ЗЮЙД

Ох, до чего же хорошо было!

Сперва, конечно, начальство банилось, а подвахтенная смена, съехав с узелками на берег, дожидались на мураве. Потом повалили в баню матросы.

Баня истоплена жарко, пару напустили — полка не видать. Матросы расхватали шайки — и пошла потеха.

— Банный веник и царя старше! — кричит чернявый Петр Прижимов, нахлестывая широкую потную спину боцмана Никиты Трутлова.

— Веник в бане всем начальник, — покряхтывает Никита.