Коцебу знал, что еще не один и не два острова можно сыскать в здешних широтах. Он достал из резного шкафчика крузенштернову инструкцию, пробежал знакомые — едва ли не наизусть — строчки: «Двукратное через все Южное море переплытие корабля в разных совсем направлениях бесспорно послужит к немалому распространению наших познаний о сем великом Океане, равно как и о жителях островов, в величайшем множестве здесь рассеянных».
Двукратное переплытие… Он, капитан «Рюрика», еще вернется к исследованиям в южных широтах. А сейчас его ждет другая задача. Надо поскорее добираться туда, где в холодной «мрачности» теряются, близко сходясь друг с другом, суровые мысы Азии и Аляски.
БОЛЬШИЕ ОЖИДАНИЯ
Стокгольмские купцы подвели Коцебу: медные листы, поставленные ими для обшивки брига, за один год плавания до того износились, что требовали замены. Этим-то и занялась команда брига, придя в середине июня в Петропавловск-на-Камчатке.
Медные листы для «Рюрика» отдала «Диана», знаменитый корабль Василия Михайловича Головнина. Ветхая «Диана» давно стояла на мертвых якорях в Петропавловской гавани, дожидаясь своего часа, и с приходом «Рюрика» час ее пробил.
Исправляли «Рюрик» без малого месяц. Пора было приступать к выполнению главной задачи экспедиции — к поискам Северо-Западного прохода, к обнаружению тихоокеанского начала заветного пути. «Рюрику» предстояла самая ответственная часть плавания. Все как будто бы было хорошо: бриг починен, запасы пополнены, число матросов с двадцати увеличено до двадцати шести, найден алеут-переводчик. Хмур и озабочен один лишь добрейший доктор Эшшольц.
Он заходит в капитанскую каюту, плотно затворяет дверь и садится рядом с капитаном. Беседа у них краткая и невеселая. Доктор говорит, что лейтенант Иван Яковлевич Захарьин совсем плох, и настаивает на том, чтобы Ивана Яковлевича свезти на берег.
Лейтенант Захарьин действительно был сильно болен. Во время стоянки в Бразилии он несколько ожил, но потом опять слег.
Выслушав доктора, Коцебу опечалился. Он хорошо понимал, что значило остаться на бриге с одним лишь офицером. Теперь ему, начальнику экспедиции, у которого и без того хлопот полон рот, придется попеременно с Глебом Шишмаревым стоять вахты. Разве можно совершить тщательные исследования в Беринговом проливе, ежели один из них всегда должен оставаться на борту? Пожалуй, никогда еще не было морского научного путешествия с таким числом офицеров… Досадно!
Обидно и за Ивана Яковлевича. Обидно за товарища. Ведь еще гардемарином познал он море и боевые схватки в Дарданеллах и при Афоне, куда ходил на фрегатах! Австроил» и «Венус» в эскадре адмирала Сенявина. Досадно и обидно…
Коцебу кликнул вестового и послал за Шишмаревым. Бодрый и свежий, в обычном своем ровном и доброжелательном расположении духа, явился круглолицый Глеб. Коцебу изложил ему обстоятельства.
— Эх, Иван, Иван, — погрустнев, произнес Шишмарев и, помолчав, прихлопнул ладонью об стол: — А нам с тобой, друже Отто, нельзя отступаться. Вдвоем так вдвоем. Помнишь кадетскую присказку: жизнь — копейка, голова — ничего.
Поднявшись, он решительно и серьезно добавил:
— Полагаю, простимся с Иваном, и — в путь!
Коцебу молча обнял Шишмарева.
«Болезнь заставила лейтенанта Захарьина, — записал капитан, — остаться на Камчатке,[10] и теперь мне предстояло затруднительное плавание в Берингов пролив только с одним офицером, но это отнюдь не заставило меня колебаться, так как рвение лейтенанта Шишмарева, равно как и мое, нимало не ослабело».
Коцебу еще долго сидел в каюте, заканчивая донесение Николаю Петровичу Румянцеву.
Двадцатого июля «Рюрик» уже был под парусами и проходил мимо угрюмого острова Беринга.
Попутный ветер гнал бриг на север сквозь туманы и ненастья.
Проведя несколько дней у острова Св. Лаврентия, в то время еще малоизведанного, познакомившись с гостеприимными туземцами, с островной фауной и флорой, «Рюрик» лег на курс к Берингову проливу.
Первую же неизвестную бухту на северо-западном берегу Америки капитан брига называет именем своего неутомимого помощника Глеба Шишмарева, а островок, протянувшийся у входа в бухту Шишмарева, — именем известного наставника моряков, путешественника и морехода Гавриила Андреевича Сарычева.[11]
«Рюрик» держался близ берега. Офицеры и ученые почти не отходили от правого борта. Малейшая излучина заставляла ёкать их сердца. Кто мог поручиться, что именно тут не откроются ворота Северо-Западного пути? Никто, ни одна душа на свете! Крузенштерн так и писал в своем «Начертании»: «Капитан Джемс Кук сих мест не исследовал».
И поутру 1 августа подзорные трубы тоже были обращены к берегу. И вдруг… вдруг берег свернул в глубь суши, а вдалеке обрисовался высокий горный кряж.