Капитаны ищут путь

У Коцебу захватило дух. Ужели? Ужели начало Северо-Западного прохода? Идти, немедля идти вперед. Правда, осторожности ради, надобно замерить глубину. И лот отвечает: глубина достаточная, с излишком. Идти можно. Но что это? Ветер падает, падает, паруса никнут, сбираются складками. Делать нечего, приходиться стать на якорь. Но Коцебу не может ждать, он велит приготовить шлюпки.

Вскоре шлюпки подошли к берегу. Коцебу взбежал на скалы и осмотрелся. Далеко-далеко, насколько хватало глаз, простиралась водная равнина; солнце светило сквозь тучи, и вода была светло-свинцовой. Капитан снял фуражку, ветер шевельнул его соломенные волосы, охладил потный лоб. «Пролив или бухта? — думал капитан. — Бухта или пролив?»

Он поглядел на берег. До самого горизонта тянулись пустынные болотца и озера, петляя, блестела речка. Тишина первобытных времен… Пролив или бухта? С этого августовского дня экипаж жил между надеждой и разочарованием…

Спустившись со скалы, Коцебу хотел было продолжить исследование берега на шлюпках, но кто-то из матросов указал ему на восток. С восточной стороны быстро приближались пять байдар; в каждой из них сидело до десятка туземцев, вооруженных копьями и луками. Впереди, на носу байдар, торчали длинные шесты с привязанными к ним лисьими мехами. Пловцы размахивали шестами, точно флагами, верно, выражая этим приглашение к меновой торговле.

Встреча с эскимосами была дружеской, хотя они и прятали в рукавах длинные ножи, а Коцебу и его спутники сжимали ружья. Капитан одарил эскимосов табаком; они было пустились на хитрость — пока шло одарение, начали перебегать в конец очереди и, плутовато щуря и без того маленькие глазки, делать вид, что еще не получили табаку. Коцебу рассмеялся незамысловатому обману, и эскимосы, не переча чужеземцу, громко расхохотались.

Шлюпки, окруженные «эскадрой» байдар, возвратились к бригу. Завязалась торговля. Наблюдая эскимосов, капитан записывал, морща губы в улыбке, что «они мастера в производстве мены, торгуются чрезвычайно скупо, советуются между собою и крайне радуются, когда думают, что им удалось кого-либо обмануть; несколько старых женщин, бывших на байдарах, умели торговаться еще лучше, во время мены они так много смеялись и шутили, что казалось, будто мы окружены веселыми островитянами Южного моря, а не степенными обитателями Севера».

В самый разгар меновой торговли задул ветер. Коцебу и Шишмарев не хотели терять ни минуты. Якорь был выбран; паруса наполнились, и «Рюрик» двинулся.

Всю ночь осторожно плыл бриг. Чем дальше он шел, тем большая радость овладевала командой, хотя каждый и старался скрывать ее от другого. Едва лишь показался краешек солнца, как один из матросов кошкой взобрался на мачту, и все, задрав головы, смотрели на него.

— Ничего не вида-а-ать! — прокричал марсовой, и Коцебу едва удержался, чтобы не ответить ему радостным возгласом.

Итак, впереди все еще открытая вода. Пролив! Но нет, рано торжествовать… Терпение!

Весь день «Рюрик» шел вперед. С наступлением сумерек радостное возбуждение упало: берега начали обступать корабль. Быть может, там, впереди, — узенький проход. Быть может! Все помыслы, все надежды сосредоточились на этой светлой полоске.

Еще одна ночь осторожного плавания. Утром солнце не выглянуло; утро выдалось ненастным, пасмурным. Но оно не омрачило мореходов, ибо впереди был проход, правда, шириной всего лишь в пять миль, но все же проход!

Неподалеку поднимался островок, покрытый мшистыми пятнами, травянистыми лужками, карликовой ивой. Коцебу назвал островок именем Адальберта Шамиссо.

Дальнейшее исследование капитан решил предпринимать на баркасах. Погрузив провиант и оружие, Коцебу, Шамиссо, Эшшольц, Хорис и матросы отвалили от «Рюрика».

Баркасы, поставив паруса, устремились навстречу неведомому. Маленький отряд испытывал, видимо, те же чувства, что и плаватели Магеллана, когда, приняв Ла-Плату за проход из Атлантического океана в Тихий, они углублялись в рыжие воды.

Баркасы часто приставали к берегу, и Коцебу со своими спутниками взбегал на утесы. Свет мерк в глазах: берег сужался, громады скал отбрасывали на воду мрачные тени. Не проход, а большой залив, или, как тогда еще говорили, — зунд… Но искорки надежды тлели в их душах.

Отряд провел ночь на берегу. Отужинав похлебкой из консервированного мяса, путешественники улеглись на ночлег. Ночь выдалась бурная, штормовая. Шел сильный, холодный дождь, и горстка людей, заброшенных на край света, чувствовала себя не очень уютно.

Утром хотели было воротиться на бриг, но шторм так пригрозил баркасам, что они поспешили к берегу. Не успели путники обсушиться у костра, как доктор Эшшольц, неуемный собиратель минералов, удивил всех находкой. Оказалось, что под тонким слоем растительности находилась огромная толща льда.

— Что за диво! Ледяные горы! — восклицали матросы.

В те времена еще не существовало понятие «мерзлота», а потому и сам Эшшольц, и капитан, и Шамиссо именовали «диво» ископаемым льдом и льдом первородным, а место, где он был обнаружен, назвали губой Эшшольца.