Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

Кулевринами управляли по большей части венецианские моряки, признанные непревзойденными мастерами своего дела. Огонь из этих орудий должен был проделать большие бреши в турецких колоннах, которые наступали плотными рядами, открыто бросая вызов смерти.

Осажденные отстреливались и с башен, целясь в основном в кавалеристов, которые скакали во всех направлениях, пытаясь полностью окружить крепость, чтобы все, кто попытается ее покинуть, напоролись на их острые сабли.

Как только все открыли огонь, по бастиону вскарабкался Эль-Кадур и подбежал к Капитану Темпесте. Он покинул лагерь, как только началась атака.

— Синьора, — сказал он дрожащим голосом, глядя на нее с величайшей тревогой. — Смертный час Фамагусты вот-вот пробьет. Если не произойдет чуда, завтра утром город будет в руках неверных.

— Мы все готовы умереть, — с покорностью ответила герцогиня. — А что синьор ЛʼЮссьер?

— Да спасет его Господь. У вас еще есть время бежать. Если вы накроетесь моим арабским плащом, то в суматохе сможете пройти незамеченной.

— Я воин Креста, Эль-Кадур, я солдат Креста, — с гордостью ответила герцогиня. — Я не могу лишить Фамагусту своей шпаги, мне не позволяет мой долг.

— Подумай, синьора, ведь может случиться, что завтра ты умрешь. Я знаю: великий визирь приказал не щадить никого.

— Мы сумеем умереть, как подобает тем, кто силен духом, — сказала герцогиня, сдержав вздох. — Если всем нам на роду написано умереть во время этой памятной осады, значит такова наша судьба.

— Так ты не хочешь уходить, синьора?

— Это невозможно. Капитан Темпеста не может обесчестить себя перед лицом христианского мира.

— Ладно, госпожа, — взволнованно произнес араб. — Тогда и я умру рядом с тобой.

И прошептал про себя:

— Смерть сотрет все, и бедный раб уснет спокойно.

Тем временем разразилась ужасающая канонада. Двести турецких кулеврин, считавшихся лучшей артиллерией, тоже открыли огонь, с неслыханной силой обрушив его на башни и бастионы, и без того наполовину разрушенные во время долгой осады.

Множество железных и каменных ядер долбили защитные сооружения, убивая людей, слышались непрерывные мушкетные выстрелы. Погруженная во мрак равнина казалась огненным морем, и стоял такой грохот, что бастионы дрожали, давали трещины и обрушивались вниз во рвы.

Венецианские воины, хотя и были подавлены такой шквальной кровавой атакой, не теряли мужества и держались стойко, спокойно воспринимая ужасающие вопли, несущиеся с поля. Бесчисленные орды турок, наступая, завывали, как мириады и мириады голодных волков, жаждущих человечины.

Все жители крепости, способные держать оружие, охваченные яростью, выбежали на бастионы: кто с пикой, кто с алебардой, кто с мечом или палицей. Женщины и дети с криками и плачем укрылись в соборе, под дождем падающих бомб, разрушавших последние дома, будто там, внутри храма, предсмертное рычание Льва Венецианской республики могло остановить почитателей Полумесяца и Магомета.

Над Фамагустой стоял немыслимый грохот. Под натиском неприятельской артиллерии с треском рушились крепостные башни, падали стены, погребая под собой защитников, во все стороны разлетались осколки огромных каменных ядер, убивая и воинов, и женщин, и детей.

Губернатор города Асторре Бальоне безучастно наблюдал это смертоубийство, опершись на меч и с невыразимой тоской ожидая последней атаки.

Он стоял в окружении своих капитанов и спокойным голосом отдавал приказы, уже смирившийся с тем, что длинная лента его судьбы сейчас оборвется, и готовый встретить смерть.

Он понимал, что, даже если ему и удастся выйти живым из этой схватки, визирь его все равно не пощадит. А потому он бесстрашно глядел в глаза опасности, которая подстерегала его со всех сторон, и, бесспорно, являл собой пример, достойный восхищения.

Тем временем турецкие орды, поддержанные ударами своей сильной артиллерии, крушившей стены Фамагусты, неустрашимо наступали под непрерывные вопли муэдзинов:

— Убивайте! Уничтожайте! Так велят вам пророк и Аллах!

В первых рядах атакующих, все больше распространяясь по равнине, шли янычары, жестокие и безжалостные воины. Они вели за собой албанцев и отряды рекрутов из аравийских пустынь и Малой Азии.

Минеры, продвигавшиеся впереди всего войска, не теряли времени. Пользуясь темнотой и неразберихой, они с отчаянной храбростью подползали под башни бастионов и, не думая о том, что могут взорваться сами, взметали взрывами тучи пыли, чтобы пробить бреши, в которые могла бы устремиться пехота.

Особым их вниманием пользовался бастион Сан-Марко, они норовили взорвать его со всех сторон. Ужасающий грохот слышался непрерывно, со стен рушилась облицовка, в куски разлетались зубцы.

Однако, несмотря ни на что, сыны Венецианской лагуны и скалистых гор Далмации не прекращали огонь, безжалостно выкашивая солидную часть колонн неверных и усеивая равнину трупами и ранеными.