Капитан "Ориона"

На празднике Велеслав как всегда официально поздравил её с днём Восшествия и отметил, что сегодня ожидается великолепный спектакль. Она уже тогда знала, что он ничего никогда не говорит просто так.

Спектакль действительно произвёл фурор, особенно всем понравилась актриса, игравшая роль пастушки, и её пышное, ярко-красное платье… Только там, где у жены министра был крохотный цветок, у пастушки был огромный, где у одной была изящная шнуровка корсета, у другой был толстенный витой трос. Пародия была на грани скандала, платье повторяло все мелочи дизайна платья жены министра, но так гипертрофированно, что выглядело клоунским. Воспитанные аристократы прятали ухмылки в бокалах и веерах, чопорные официанты сворачивали шеи и шептались… Её величество императрица держала лицо. Его верховенство Велеслав чуть заметно поклонился ей и растворился в толпе мундиров.

Перед женой министра долго извинялись за роковое стечение обстоятельств режиссёр, костюмер, главный распорядитель церемоний и актриса. Перед её величеством императрицей в личных покоях рыдала от смеха Лиллет, в сотый раз показывая, какое лицо было у этой курицы.

Элиза подумала, что отчёт о создании платья актрисы, начиная с того момента, как она пожаловалась Верховному, и заканчивая извинениями режиссёра, мог бы, наверное, занять много страниц с обязательными пометками «агент №», но вряд ли она об этом узнает. За больше чем сорок лет знакомства она слышала от Велеслава максимум пару официальных фраз раз в неделю, да и отвечала не больше. Не словом, а делом — вечный его девиз.

«Что же он хотел сказать этим кольцом? Неужели?..»

Заметив на лице лихорадочные пятна румянца, она начала обмахиваться отчётом, потом ещё раз припудрилась, решительно надела комплект, а кольцо просто сжала в кулаке.

За спиной захлопнулись двери спальни, гвардейцы проводили её удивлёнными взглядами — куда можно так спешить? Она опомнилась и пошла медленнее, ещё не решив, куда, просто по коридору. Он всё всегда знает. И он уже знает, куда она сейчас пойдёт. Элиза решительно повернула к библиотеке, ну и что, что через двадцать минут время конной прогулки, может ей захотеться почитать или нет?

Он сидел в глубоком кресле, листая «Преступление и наказание». Она остановилась у двери, крепко сжав в кулаке кольцо и чувствуя, как предательский румянец поджигает лицо и шею. Он медленно оторвал взгляд от страницы, прижал пальцем мини-ком у виска, произнёс: «Код три» и она услышала, как за спиной со щелчком заблокировались двери.

Он продолжил читать. Она медленно пошла вдоль полок, взяла в руки «Гордость и предубеждение», но не стала открывать. Встала у окна, упёрлась невидящим взглядом в заснеженный лес, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце.

Под Верховным скрипнуло кресло, по ковру прошелестели знакомые шаги.

— Правительство Новой Индии умеет выбирать подарки, не так ли? — от его голоса по шее и спине прокатились мурашки, она разжала кулак с кольцом, провела по ободку пальцем:

— Они не угадали с размером.

— Не может быть, — улыбнулся он, опёрся о подоконник так близко, что его дыхание касалось её кожи, взял за руку и осторожно снял обручальное кольцо Императора. Она задохнулась от такой неслыханной то ли глупости, то ли смелости… он никогда, никогда к ней не прикасался. Долгие годы личное пространство её величества составляло метр в радиусе, и он ни разу этот радиус не пересёк. Но сегодня…

— Камеры… — только и смогла выдохнуть она.

— Показывают то, что нужно мне, — невозмутимо закончил Верховный, надевая на её безымянный палец кольцо с сапфиром. — Идеальный размер. Вам нравится?

Она молчала, пытаясь прийти в себя, мир вокруг сходил с ума, руша устои как карточные домики. Его глаза были слишком близко, горячие пальцы провели дорожки по её ладони:

— Элиза…

Она опять ахнула, что он творит, что?! По имени её называла только Лиллет и только когда никто не слышит. Даже Император обращался на «вы», они были не настолько близки, чтобы фамильярничать даже наедине. А он…

Что он предлагает? Сверхтайную сексуальную интрижку? Запретную романтику? Дворцовый переворот? До которого дна его замыслов она сможет досмотреться?

— Мы…

— Мы? — он вскинул брови и тихо рассмеялся. — Мне нравится это слово. Чем ещё вы меня порадуете, ваше величество?

— Нас могут увидеть…

— Я скажу слово и они ослепнут, — уверенно ответил он, — как ослепли камеры и оглохли микрофоны. Как онемели гвардейцы у ваших дверей. Они забудут о том, как вы выходили, и обо всём, что будет позже. Я не буду приказывать, но они забудут. Я обещаю.

Она закрыла глаза, борясь с головокружением. Он прав. Он как всегда всё продумал и подготовил. Репутация самого грозного министра заставит молчать кого угодно. Его боятся. Все. Он работал на репутацию долгие годы, и теперь репутация работает на него. Его приказы не обсуждаются, ни в каком смысле, если он скажет всем раздеться и сплясать — спляшут. Потому что уверены — он знает, что делает. Исключительно то, что необходимо, исключительно во благо Империи.