Вышла, не прячась от камер, через центральный вход. Андрей был рядом через семь минут.
Взяла за руку:
– Как отель называется, знаешь?
– «Парадизиум».
– А что означает?
– Слышал.
– Только слышал?
– Да.
– Теперь будешь знать. Идем.
Повернулась и повела наверх за собой. В номере сбросила одежду.
– Я не Золушка, но в шесть карета превратится в тыкву, а я – в портье за стойкой.
– Солнце остановлю. Луну. Часы, – прошептал Андрей, делая шаг навстречу.
– Можешь. Знаю. Повинуюсь! – выдохнула в его полуоткрытые губы Кадри.
Глава 19
Док бодро прохватил по МКАДу километров пятнадцать. Не хамил, не нарушал, не превышал, в левый ряд не лез. В России он не появлялся почти два года, и езда по забытым маршрутам доставляла ему ощутимое удовольствие. Давний приятель, владелец автосервиса по «олдтаймерам», за время отсутствия восстановил Доку его старый заслуженный «мерс» в сто сороковом кузове. Машина-то и раньше была хороша, а теперь стала еще роднее, еще мягче, плавней и солиднее на ходу. Оба мы теперь – ты и я – незаметно перекатились в разряд олдтаймеров, подумал Док. Но вместо грусти – «куда уходит детство?»[42] – почувствовал лишь легкую горечь. Совсем незначительную, недостойную, чтобы принимать во внимание. Поток начал замедляться, а через три минуты и вовсе встал. Ну что ж, пробка – значит, пробка. Хорошая возможность подумать в спокойной обстановке. Док выключил радио. В машине стало совсем тихо.
Две первые встречи с Олафом оставили у Дока смешанное впечатление. Не то чтобы отрицательное, но и до позитива было, прямо говоря, далеко. Разговоры о судьбах мира однозначно насторожили. Что-то странное было в манерах Олафа: в его речи, в его жестикуляции, вообще в его поведении. Один старый приятель Дока как-то сказал: знаешь, есть такой тип людей – «профессиональные обаяшки». Из них часто получаются неплохие телеведущие, актеры, вообще люди профессий, связанных с публичными выступлениями. Но вот их зашкаливающая «сверхискренность» вряд ли оставляет у думающего человека приятное впечатление.
Честно говоря, Олаф не был похож на «обаяшку», однако круг вопросов, что он обсуждал с Доком, выходил за рамки обычной, ни к чему не обязывающей беседы на море под полуденным солнцем. Кроме того, его реплика о возрасте вызвала у Дока удивление. Док был человеком дела, весьма пунктуальным и конкретным. За свою не такую уже короткую жизнь он видел разных людей, и, что важно, людей в очень разных жизненных обстоятельствах. Поэтому в людях он разбирался хорошо – для создателей и владельцев бизнесов это качество одно из основополагающих; те, кто им не обладают, рано или поздно своих бизнесов лишаются, и исключений тут не бывает. Но Олаф – Олаф вообще был «перпендикулярен» рабочей классификации «человеков», созданной для себя Доком. Поэтому, чтобы понять, кто перед ним, у Дока оставалась самая последняя и самая важная возможность – задать ему несколько прямых вопросов.
В следующий раз, когда они снова сидели в маленьком ресторанчике, в том же, где и в первый вечер, вдали от прибрежной суеты, Док, глядя в глаза Олафу, их и задал.
– Олаф! У меня есть три простых вопроса: почему – я, что хотите вы, и – кто вы? Полагаю, настало время выслушать ваши ответы.
Олаф не стал изображать излишнюю любезность или неземную радость от услышанного. Выражение его лица было спокойным и совершенно будничным.
– Почему – вы? Это самый простой вопрос из трех. Вы были в опасности. Вы могли утонуть. Я мог этого не допустить, и не допустил. Однако это лишь поверхностный уровень моего ответа и моей мотивации в отношении вас. Я полагаю, и не безосновательно, что к моменту нашей встречи вы представляли собой человека потерянного.
– Забавно. И где я, по-вашему, потерялся? – Док не ожидал такого поворота и слегка совершенно рефлекторно «ощетинился».
– Думаю, – Олаф взял короткую паузу, – вы потерялись в жизни.
– Ха, так мы оба не чужды Данте? «Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу…»[43] – вы это имели в виду?
– Вы правы, – кивнул Олаф. – Иногда короткие строчки обладают огромной смысловой емкостью.
– Хорошо, – Док решил идти до конца. – Так в чем же я потерялся? В чем это выражается?
– Видите ли, мой старший друг… – Док смотрел на говорящего Олафа и улыбался. После намека Ола-фа на свой реальный возраст его слова о «старшинстве» Дока могли свидетельствовать разве что о хорошем чувстве юмора, – …люди теряются в жизни, когда эта самая жизнь предъявляет им такие вызовы, на какие у них нет ответа здесь и сейчас. Тогда люди начинают искать ответы, находясь в том самом состоянии потерянности – и это относится к сильным людям. Они выходят из него, когда у них появляются ответы хотя бы в виде рабочей гипотезы. Тогда они вновь обретают уверенность в себе. Слабые же не ищут ответов вовсе и…
– …и остаются в потерянном состоянии на всю оставшуюся жизнь! – закончил за него Док.