Канарский вариант

— Может, и золотишко… Теперь как узнать? Ну, покрались мы воровски в Атлантику. Именно — воровски, хотя и встречали американские торговые суда, не топили их, на рожон не лезли. Мы не только две забортные штатные торпеды не взяли, но и в отсеки всего шесть штук загрузили вместо положенных двенадцати. Выполняли задание, думаю, по перевозке этих самых ящиков. Вы вообще-то представляете, что такое субмарина сороковых годов? Наверное, думаете, мы под водой плыли? Нет, в основном — по поверхности. Ну а когда локатор что-то подозрительное унюхивал, — да, под водой, а выхлоп дизельный наружу шел, через трубу специальную, с поплавком, — шнорхель называется. Как и дыхательная трубка ныряльщика, кстати. А возле Канарских островов, где передышка предполагалась, все-таки нарвались на эсминцы союзников. И насели они на нас, как оголодавшие петухи на курицу. Пришлось вступать в бой. Выпалили мы все торпеды, двумя — особо ценными, акустическими, на электроходу, «цаункениг» они назывались, эсминец продырявили, но и зря, думаю: озлобили верхних, и начали англичане долбить нас бомбами как заведенные. Грамотно их клали, два раза точную глубину поставили. Главное, до островов-то уже рукой подать было… Легли на грунт. Нас на банку загнали, они в тех местах редкие, вулканическая зона, пучины немеряные… Ну, легли. Глубина — около пятидесяти метров. Лодка повреждена, «намокла», с перегородок течет; при кормовом дифференте масло из подшипников вылилось, электролитом из ям плеснуло; навигатор и инженер ранены… То есть шансов у субмарины выжить — никаких. Духотища… Дырявые отсеки задраили. Кто в них оказался, тому крышка. Хоть ори, хоть волком вой, тебя не раздраят. Закон. И под него я тоже попал. Сижу в кормовом торпедном отсеке, кукую. Жую сухую картошку с апельсинами и чувствую: лежим мы на грунте плотно, аккумуляторы сдыхают помаленьку, а всплыть — стараемся, но не можем. К дну присосало. То ли в ил угодили, то ли еще что… Так что и рады бы сдаться, но не выходит. И уже подошвы в пол при подъеме не вожмутся, как на лифте скоростном… Тут бомбежка утихла. Шторм начался. И вот понимаю, что если кто с лодки я вынырнет, то только я со своей черноморской закалочкой… Те, кто у носовых торпедных аппаратов находились, тоже шансы имели, но, как выяснилось впоследствии, если и вынырнули, до суши не добрались. Так вот, прикидываю, значит, что не в худшем отсеке я тяжкую свою думу думаю…

— В удачном месте в неудачное время папа оказался, — подал я реплику.

— Вынырнуть с пятидесяти метров? — недоверчиво прищурился.} Сергей.

— Можно, — вдумчиво кивнул Володя. Он тоже отслужил на флоте и в состоянии был оценить морские критические ситуации.

— Можно, да сложно, — вздохнул папа. — Тем более оправдался штормовой прогноз. Да и вообще минусов многовато обнаруживалось: тут и баротравма маячила, и пуля с эсминца… Приплюсуй еще к минусам трудности ориентировки в ночном океане, акул, опять-таки, — баллы… А теперь о хорошем: до берега было около семи миль, температура воды составляла плюс девятнадцать — двадцать один. Так что шансы выжить имелись.

— Наливай! — сказал Сергей.

Мы выпили и закусили ароматным шашлычком.

— Ну, напустил я водички, — продолжил папаня, — поплавком к потолку она меня подняла, отдышался… И — в трубу! А она узкая, сволочь, и — бесконечная!.. Потом чувствую всем телом — свобода! Череп как обручем давит, вокруг чернота морозная в огоньках голубых — от тварей, значит, морских, но — кончилась труба, а значит, рано или поздно — всплыву! В каком только качестве? — вопрос. Я многих ведь мертвяков, волнами носимых, видел… Ну, как к воздуху добрался — не помню. Эсминцы ушли, вокруг только волны гуляли, я, полусдохший, пытался куда-то там выгребать, по звездам ориентируясь, ну и — выгреб… К утру. Хорошо, жилет спасательный в отсеке был, без него бы — кранты! Ткнулся башкой в золотой песочек и не верю, что жив. Океан успокоился, ласковый такой стал, сучара, бирюзовый… Вокруг — дюны. А за ними — сопки вулканические. Я через дюны пошел, вижу: дорожка вьется, в горы уходит. Двинулся по ней. Вокруг базальт искрошенный, ни травинки. Добрел до обрыва, присел. И такая, ребята, меня вдруг оторопь внезапно взяла… Небо надо мной удивительное какое-то — марсианское. Синее-синее, глубокое-глубокое. Как в стратосфере. Вдали — океан. И горы. Сплошной голый камень. Просто иная планета. И вдруг ворон прилетел. Сел рядом со мной, смотрит на меня. Как я ему, ворону, обрадовался! Нашел сухарь размокший в кармане, скормил… А он как ручной, прямо с руки брал… Вот так мы и сидели. А потом — здрасьте: два немецких солдата с автоматиками: «Зинд зи дойче?». «Да, — говорю, — свои. Вроде как». «Ну, следуй за нами…» «Возражений не услышите», — говорю.

— А что за остров? — спросил Сергей.

— Фуэртевентура. «Сильный ветер» в переводе с испанского. Там военно-морская база располагалась. Ну, притопал я на нее под конвоем. И снова меня в гестапо: кто? чего? как? Рассказал. Где лодка, правда, не раскололся.

— А что, вы знали, где лодка?

— Ну, примерно…

— А почему…