Канарский вариант

— Ну, полно, полно, — сказал папа с той вальяжной застенчивостью, что бывает у генералов при вручения им орденов с комплиментами или же когда к ним уж очень явно подлизываются. — Н-да, — продолжил, — но что уж там никаких таких кондиционеров не имелось, точно. Северное море! На переборках иней, матрацы и простыни от конденсата мокрые… Вот. Ну да… Матрос у них, кроме того, погиб, и решили они меня на его место…

— Русского? — удивился Сергей.

— Объясняю почему. Тогда все сурово было, каждый член экипажа чуть ли не круглосуточно пахал, все расписывалось плотно, до деталей… И если два человека из экипажа гибли, гибла и лодка. Вот так. А Гиммлер еще послабление дал, сказал, что если один русский; танкист будет находиться в команде с танкистами немецкими это, мол, даже очень отлично и никакой угрозы тут нет. Главное, сказал, второго русского не брать, а то эти парни между собой снюхаются. Не, войдут в сговор! — вот как сказал. Да к тому же к концу войны уже такие потери немцы несли, что даже в СС славян брали. У них же целая казачья дивизия имелась. Наших, да, русаков, эсэсовцев. Вот и у меня интересное положеньице создалось. Не хочешь служить — пожалте за борт, это легко. Не хочешь за борт — упирайся. Выбора никакого. А с подводной лодки, как известно, не тиканешь…

— В общем, дед встал на путь предательства, — изрек Вова.

— Тебе, герою, просто судить, — смиренно отозвался папа. — Козлов дрессировщику. — И замолчал обиженно.

— Я вас прощу, продолжайте, — сказал Сергей.

— Ну вот… Приходим мы, значит, в город Киль, в порт. И дается нам пять дней на отдых. Это вместо положенных-то двадцати семи! В порту — мандраж, суета, конец весны близок — апрель сорок пятого на носу; немцы на нервах… Лодку — под железобетонный навес, от английских фугасов защищающий, к ней — шланги с водой, паром, электричеством, и пошли приборки-ремонт. После команда за город уехала с талонами на проституток в публичный дом для подводников, а меня, серого, — в другой дом терпимости — в гестапо.

— Что за талоны? — спросил Сергей.

— Ну, обыкновенные талоны. Как хлебные карточки. Отоварился — привет! Ну, гестапо, значат. Отвечаю на вопросы, не выпендриваюсь… Как этот вот, — кивнул на племянника. — С таким бы там быстро разобрались… н-да. И, как понимаю, капитан за меня заступился, я обязанности четко выполнял, все на лету схватывая… В общем, в застенок меня не повели, а отправили обратно на борт. А там сюрприз: идем, говорят, в Латинскую Америку. Кстати, заправки хватало на четыре конца туда и обратно. А в Америке пустой солярочный бак пресной водой заправлялся, мы хотя бы вымыться могли…

— А до Америки что, никаких банных процедур? — спросил Сергей.

— Абсолютно, — кивнул папаня. — Гитлер приказал, правда, изобрести мыло, которое бы мылилось в морской воде, но это было такое мыло… Ну, в общем, мы предпочитали обходиться без мытья… Второй туалет, кстати, на пути в Америку заводнялся продуктами, так что очередь на оправку редела только на обратном маршруте. В общем, загрузились мы и — поплыли. А лодочку нашу приписали к СС. Слышал о канале „ОдеССа“ [ODESSA — Организация бывших служащих войск СС]?

— Das ist kein Geheimnis [ „Это не секрет“ (нем.)], - блеснул знанием иностранных языков чекист. — По нему эсэсовцы в Латинскую Америку перебирались…

— Du hast recht [ „Ты прав“ (нем.)]. Но не только черные мундиры. Документы переправлялись, золою Рейха… На нашу U-7C тоже ящики опечатанные загрузили. Тяжеленные, весь сортир заняли. Вместо продуктов. Что в ящиках было? Кто ведает». Я-то, простой матросик, и близко к ним не допускался.

— А может, золотишко везли? — встрял Володя.