Только этого не хватало! Усыпят и на тот свет отправят! Да ни за что…
Феоктист хотел сопротивляться, но голос, такой ласковый и милый, разлился благодатью и успокоил. Так хорошо стало, что и не передать. Нега да сладость.
Голос, словно идущий с неба, спросил: что делал ты, раб Божий, в субботу утром рано?
Феоктист готов был признаться и покаяться во всех грехах, но, как назло, в субботу ничего не натворил. Ворота отпер, двор вымел, помои вынес, с молочницей пошутил, нищего прогнал, господину городовому честь отдал, более ничего.
Тогда голос стал выпытывать: кого ты, Феоктист, видал еще?
Дворник, обратившись мальчонкой, послушно рассказал, что видел пролетку, которая остановилась у ворот, персона из нее вышла в черном платье. Спросил ее, куда идет, а она что-то ответила, вернулась вскорости и уехала.
Голос еще спросил: сможешь, коли на Страшном суде потребуется, узнать ее?
Так Фетя хотел помочь, так хотел, но силенок не нашел, словно заслонка перед глазами. Помнит, что потом этой дамы не видел, а из дому господин молодой незнакомый вышел, а лица нет как нет, вот если бы отодвинуть…
Время сдвинулось, дворник Епифанов обнаружил родные стены, а также господина Ванзарова, быстро дописавшего что-то. Каким-то чудом в дворницкой оказался городовой Ермолаев, видать, покинул пост на углу Невского.
– А? Что? – только и смог пробормотать хозяин метелок.
– Этот фокус с черным платьем мы уже знаем: заходит дама, выходит мужчина, – пробормотал себе под нос уважаемый жилец, а вслух добавил с укоризной: – Что ж ты, дружок? Софья Петровна тебе червонец на Рождество дарит, а ты подвел ее?
– Уж простите, Родион Георгиевич, видать, глаза отвели, не иначе-с…
– Но каков мастер! – восхищенно сообщил мсье Жарко, уже не глядя подписывая протокол. – Позвольте еще заняться с этим славным дворником…
– Поспешим, Андрей Иванович. А то мне еще статью в номер сдавать, – и Ванзаров вытолкал мага человеческих душ.
Душ Шарко, прогулки на чистом воздухе да молитвы, вот и все лечение. Нет в психиатрии другого способа, как надеяться, что болезнь сама устанет терзать безвинную голову. Персонал клиники усвоил эту простую истину накрепко. Потому больные пребывали в большой свободе, правда, в границах забора. Из всех строгостей – решетки на окнах двухэтажной деревянной дачки. А так люди в серых халатах гуляли, как им вздумается. Это обстоятельство несколько удивило Джуранского.
Санитарка провела ротмистра по обширному саду, в котором копошилось десятка два божьих тварей, и попросила обождать на лавке. Доктор скоро выйдет.
Действительно, не прошло и пяти минут, как на крылечке появился приятный моложавый господин с непременной «профессорской» бородкой, но без намека на белый халат.
– Сыскная полиция, полагаю? Это прелестно! – бравурно заявил доктор. – Как раз «Поздней местью» Конан Дойла балуюсь!
Оказалось, балагура зовут Иван Андреевич Леммергирт, доктор медицины и надворный советник.
– Какое таинственное преступление распутываете, господин сыщик? – живо поинтересовался он.
С неожиданной ловкостью Мечислав Николаевич наплел, что полиции дано строгое указание: проверить всех пропавших и неизвестно где пребывающих лиц.
– О! Тогда вам у нас делать нечего, – доктор Леммергирт добродушно усмехнулся. – У нас, слава богу, никто не пропадал. Только отходили по зову природы.
– Разве? А Петр Александрович Ленский? – осторожно спросил Джуранский.
– Кто-кто? Отродясь таких пациентов не было. Следовательно, не у нас и пропал. Ошибочка, сыщик!
– Можно взглянуть на больничную ведомость?
Психиатр изобразил широкий жест на двери, заделанные решеткой:
– Сколько хотите!
– Совсем забыл! – ротмистр собрался хлопнуть себя по лбу, но передумал. – А еще один?
– Кто же?
– Некий Морозов… Петр Николаевич.
– Такого больного в нашей клинике никогда не было, – ответил доктор. – Жаль, что не смог помочь, мне пора, буду прощаться.
– Так можно взглянуть на больничную ведомость?
– О чем вы, сыщик? Да мы свято блюдем врачебную тайну. Хотите яблочко? – Леммергирт подкинул гостю невесть откуда взявшийся фрукт и стремительно исчез за решеткой.
Мечислав Николаевич оказался в двух шагах от калитки, когда за его сюртук дернули. Совершенно лысый господин с выдающимся брюшком яростно ковырнул ноздрю и хитро подмигнул:
– Ты Петьку искал?
– Что-то знаешь? – в сомнении спросил Джуранский.
– Может, и знаю… А что дашь?
Как назло, кроме денег и револьвера, у ротмистра ничего с собой не было: ни конфет, ни курева. Но сумасшедший радостно схватил бумажный рубль, скатал в трубочку и ловко спрятал в полу халата.
– Дело такое… – перешел он на слюнявый шепот. – Петька два года жил, смотрели за ним крепко, а в начале мая взял да исчез.
– Как исчез? – удивился ротмистр.