«Каменный мост»

Вот и составили: поднял голову на троллейбус – диковину, б…, увидел! работает напротив моста, троллейбусы там каждый день… – а Шахурин совершенно случайно в этот момент и начал палить, так, ветеран?

ОСИПОВ: Категорически утверждаю: на моих глазах мальчик выстрелил в девочку. И перед выстрелом зашел как бы сзади… Я очень взволновался и быстрее пошел к мосту… Когда я поднялся на площадку лестницы, пистолета в руках мальчика не было. Мальчик лежал на спине. Левая рука в кармане, правая, почти сжатая в кулак, вытянута вдоль туловища.

– Так почему же свидетель неделю не заявлял ничего следствию? Он работник комендатуры Дома правительства – он не мог не знать, зачем сотрудники НКВД опрашивают жильцов квартир с окнами на мост…

ШЕЙНИН: Осипов больной, необразованный… Откуда ему знать, что он – единственный?

– Но Осипов – инвалид, не может быстро передвигаться, он сделал усилие, чтобы оказаться первым на площадке лестницы, и, трудно предположить, что, увидев открывшуюся картину, он смог быстро удалиться. Да и вряд ли он этого хотел. Зачем тогда торопился на место преступления, превозмогая недуг? Чтобы все рассмотреть. Что он делает дальше? Скорее всего пытается позвать на помощь. Первым подбежавшим рассказывает, что, как… Но постовая Степанчикова появилась на площадке лестницы минуты через три, начался опрос свидетелей. Осипова там уже не было. И ни один свидетель не сказал: я сам не видел, но был тут один инвалид…

ШЕЙНИН: Знаете, это уже настолько отвлеченный и недостаточно серьезный разговор… Постовая могла ошибаться, свидетели старались держаться подальше – время у нас такое… А вот теперь мы будем заканчивать, – и он поднялся, ему неприятно…

– Последний вопрос! Осипов находился в двадцати пяти метрах от моста. Он начал движение сразу после выстрелов.

Одновременно за пистолетом побежал Микоян. Но Микоян находился от лестницы намного дальше. Вспомним: он сделал несколько шагов, обернулся на слова Шахурина: «Я тебя догоню!», сделал еще несколько шагов, опять обернулся и увидел, как Уманская и Шахурин спускаются на лестницу, и затем, если мы ему верим, шел не меньше минуты, пусть и не быстро… Микоян успел добежать до лестницы, спуститься на площадку, схватить пистолет и обратно подняться по лестнице на мост – вы считаете, что Осипов за это же время не прошел и двадцати пяти метров?

Даже издали, даже не поднимаясь на лестницу, свидетель увидел бы все, что на ней происходило! Скорее всего он двигался, постоянно поднимая голову на место выстрелов – есть там кто еще? Он не мог не увидеть убегающую фигуру с пистолетом в руке!

ШЕЙНИН: Знаете, я могу заниматься с вами арифметикой, но доложу: двадцать девятого июня дело по расследованию убийства Уманской Нины прекращено. Первого июля, если уж вам так интересна арифметика, лично мною и заместителем начальника следственного управления З.М.Альтшуллером произведен следственный эксперимент для установления, сколько времени потребуется, чтобы от третьего фонаря на мосту (туда, как мы предполагаем, успел дойти Вано, прежде чем Шахурин начал стрелять) добежать до площадки на лестнице и вернуться. Подобран пятнадцатилетний мальчик, сходной комплекции, Лалик Цемах, электромонтер прокуратуры. Первый раз он спустился на лестницу и вернулся за 32,5 секунды. Второй – за 35 секунд.

Мы считаем, что за это время свидетель Осипов не мог преодолеть на больных ногах расстояние, на котором он находился от Большого Каменного моста. Осипов не мог увидеть убегающего Вано. Я думаю, настала пора пожелать друг другу успеха. И – до встречи!

Дело закрылось. Подступает прилив, возвращаются пески. Тают следы, люди заново все забывают – что-то пели, не могли же молча сидеть, но что за слова?.. только музыка вертится где-то там, не мотив, а какой-то обрывок, и сердце щемит, словно возвращается время, когда мама молода, а – ни слова уже не помню… даже про что.

Все. Уходим. Все уже сбылось.

Приглушенно – все? все, закончили – а затем не таясь нас окружили голоса второстепенных черных людей, обслуги; мигнув, пропал свет, сменившись на зарешеченное краснолампочное дежурное освещение; свидетелей, придерживая за плечи, по одному поднимали и выводили – свидетели осторожно переступали приставными шажками, боком, как по узкой пиратской доске, на выход – там пятился автобус; заспанные краснощекие мужчины в синих комбинезонах полезли разбирать верхние ряды, Шейнин опустился на место и сидел спокойно, словно слушал завыванье в своей голове, реку, бесшумно стоявшую под Большим Каменным мостом.

Позвонить?

– Ты понимаешь… – физрук, вцепившись в бок, осторожно качал плечами вперед, направо. – С внуком побегал в большой теннис – в апреле! А каждое утро болит.

Как растяжение какое… А к врачу – сам понимаешь, какие теперь врачи, что надо и не надо напишут, узи, музи – тыщи три выйдет… – О чем-то еще он думал, близоруко и зло посматривая в сторону, где Шейнин безмолвно ожидал своей очереди уйти.

– Разрешите мне сейчас позвонить.

ШЕЙНИН: Кому?

– Владиславу Р-ову. Сыну композитора Р-ова.

ШЕЙНИН: Какое он имеет отношение к делу Р-788?