КаМаЗ и Ч.М.О.

Одернув пижамную футболку, пошла в сторону сортира, напрочь забыв о вчерашней подвернутой ноге. Теперь связь между ней и «таинственными залупками» стала для меня еще более очевидной. Если Маруся в компании своих подружек так решила отомстить мне за парк, то пусть балуется. В принципе, я даже выспаться умудрился.

— Только давай живее, Маруся. Клапан скоро лопнет, — крикнул я в сторону ванной комнаты, где почти сразу после моих слов зашумела вода.

Пройдя в кухонную зону, наполнил чайник и поставил на кипячение. Опершись о край кухонной раковины бедром, понял, что та с каждой минутой начинает всё больше смахивать на идеальное место для поссать.

Пришлось идти к двери ванной комнаты и стучать.

— Только покойник не ссыт в рукомойник. Слышала такое? — крикнул я через закрытую дверь.

— Не смейте гадить в кухонную раковину, — тут же ответила Маруся и поток воды в ванной прекратился, а уже через несколько секунд вышла и сама Маруся, посмотрев на меня, так будто я отжал у нее квартиру, а в раковину не просто поссал, но и насрал три кучи. — Можете воспользоваться унитазом, как полагается культурному человеку.

— Надеюсь, с непривычки попаду. Давненько я культурно не ссал.

Явно подавив большое возмущение, Маруся пошла в сторону кухни и уже оттуда произнесла.

— Если хотите почистить зубы, новые зубные щетки есть за зеркалом над раковиной, в которую тоже нельзя писать. Берите любую.

Собственно, от щётки я не отказался, так же, как и от жидкого мыла и других двухслойных благ культурного человека.

В кухне Маруся колдовала над прожаркой куриного мяса, поливая его какой-то чухнёй из бутылочки, пока в двух микро-кастрюльках, как из детского набора, что-то варилось. Не заметив моего появления, передвигаясь по маленькому кухонному уголку почти не глядя, Маруся пыталась открыть маленькую банку томатной пасты. В этой кухне всё маленькое. Хотя для одной худой Маруси здесь всё в самый раз.

— Дай, — подошёл я к ней, пока она тряслась, пытаясь открыть банку.

Забрал у нее томатную пасту и без особых усилий открыл, удивляясь тому, что Маруся не смогла с ней справиться.

— Чай или кофе? — спросила она, сливая с кастрюль воду, а в сковородку к другим овощам и мясу закинула стручковую фасоль, которую мы еще вчера вечером разморозили на ее ноге, на которой сегодня она отлично скакала.

— Чай. Сам налью, не отвлекайся от своего варева, — слегка сместил девушку в сторону. Примерно помня, где у нее находятся кружки, достал две. — Чай или кофе?

— Чай. Зелёный. Пакетики вот здесь. Там же и для черного, — ткнула она пальцем над моей головой.

Налил нам обоим чай, по коротким Марусиным командам достал из холодильника всё, что она попросила и оставил на столе. Через несколько минут передо мной встала тарелка со спагетти, обложенная соусом, выглядевшим так, будто хомяка на ней разорвало — тут и морковь, и стручковая фасоль, и помидоры, и что-то еще, напоминающее болгарский перец.

Рядом с тарелкой легли ложка и вилка, а напротив села Маруся, которая, похоже, уже не грузилась моим присутствием в ее доме и вела себя относительно свободно.

— И как это есть? — озадачился я.

— Ртом, — бросила Маруся невозмутимо и быстрым движением руки машинально поправила очки на переносице.

— Он у меня мягкий. Боюсь, не справлюсь.

— Перестаньте, — буркнула девушка себе под нос, которым едва не уткнулась в свою тарелку, лишь бы не смотреть в мою сторону, чтобы я не смог разглядеть вновь выступивший на ее щеках румянец.

— Как нога? Вчера, вроде, смертельно болела.

— А… я всё, — нарочито беззаботно ответила Маруся.

— «Я всё» — у меня так Тёмка малой говорил после того, как посерит. Нога-то как?

— Господи, — выдохнула девушка, явно обескураженная моей «культурностью» во время завтрака.

— Не сдерживай себя, Маруся. Матюкнись хоть раз, легче станет.

— В мире не существует ничего, что заставило бы меня сматериться даже один разочек.

— Ну-ну.

Глава 22. Маруся

Маруся, ты львица, тигрица… ослица, падшая женщина и гореть тебе в аду.

— Да хватит уже эту юбку одёргивать, — шлёпнула меня по руке Юля. — Сама просила ошлюшить тебя, так что неси теперь свою шлюшью честь гордо хотя бы пару минут во время танца. Нам скоро выходить.

— Угу.

Я сегодня, вообще, не была многословна. Чем ближе наступал вечер и момент, когда мне нужно будет выйти с танцем в юбке, которая едва прикрывает попу, тем сильнее мне хотелось забиться под любой тяжелый предмет мебели, чтобы меня им придавило и я думать перестала о таких глупостях, как стриптиз на мальчишнике.

А еще эти дурацкие мысли у дурацком Михаиле Захаровиче. Мы уже две ночи провели вместе. Две! В моем стакане теперь стоит вторая щетка, которой он пользовался, а у меня рука не поднимается, чтобы убрать ее, будто за это могут арестовать. Костров — может.