Калиновый мост

— А разве не поняла, що я ще вчора освідчився*, моя Лэля? — он будто бы усмехнулся, только и в нем чувствовался трепет сомнения и неуверенности. В этом огромном и мощном, таком сильном, настолько понимающем природу, людей и сам мир, мужчине!

И это покорило Лэлю раз и навсегда! Стало неким поворотным моментом, за которым решила что угодно оставить, что не понадобилось бы! Ради него и душу можно заложить!

И какая разница, что она лишь несколько дней его знает, а видит и того меньше?! Ведь, кажется, никто и никогда настолько не ценил и не дорожил ее присутствием в своей судьбе! Да и сама она всем своим существом к этому мужчине тянулась, тяготела… Будто знала когда-то давно, уже любила, а потом судьба затерла, раскидала по миру, заблудила, запутав дорожки и тропы…

Верила ли ранее в подобное? Не помнила. Но сейчас — точно верит!

— А разве я вчера тебе не ответила? — в тон ему лукаво отозвалась, крепко-крепко обхватив плечи Захара руками, погладила его затылок пальцами, ощутив непонятное ей напряжение и словно сомнение в том, как Лэля отреагирует и ответит.

Странно. Разве он не чувствует, насколько сам бесценным для нее стал?!

— Лэля! — наверно, все же не ощущал.

Потому как объятия Захара вдруг стали настолько мощными, что показалось и ее ребра вот-вот могли затрещать! Он даже приподнял Лэлю, сминая ту самую сорочку, что обоих о свадьбе заставила задуматься. Впился в ее губы алчным, порывистым, похожим на вчерашний ночной, поцелуем. Почти по-звериному диким. Не целовал, а губами своими клялся ей в том самом «на веки вечные», как сам и предлагал; дыханием пылающим в легкие проникал, выжигая внутри ее груди свои метки… Для чего им обручальные кольца? Ничего крепче не свяжет, чем это переплетение душ!

В голове зазвенело, в груди! В глазах снова темно, но теперь не из-за травм, а потому что зажмурилась до искр. Ничего не хочет видеть или слышать, только его ощущать!

Сильнее любого брачного обета.

— Мы попробуем восстановить твои документы, если у Сармата получится выяснить, кто ты. И сразу распишемся, чтобы и по закону все было оформлено, — оторвавшись от ее губ всего на пару сантиметров, выдохнул Захар повелительно. И она поняла по этой оговорке, что для него уже жена, законная! — Но если это займет больше двух недель… Новые оформим, тут Артем тоже поможет, — уверенно и веско решил ее… муж?

Выходит, да, по его собственному праву и пониманию.

Молниеносно? Можно и так сказать. Только, похоже, в ее… их жизнях очень многие ключевые события с молниями и грозами связаны, что реальными, что образными.

Пусть и будет так.

Кто такой Артем-Сармат, Лэля помнила. Его друг из полиции. Захар ему утром вчера звонил после завтрака, описывал кого-то, на ноутбуке вроде что-то делал, согласовывая с этим полицейским. Лэля тогда еще не видела, так что уверенно сказать не могла. Как поняла, их связывали крепкие узы еще со времен совместной службы в армии, потому не сомневалась, что Захару действительно все восстановить удастся. Сделать ей новую жизнь уже совершенно законно, даже если ничего из прошлого не выяснить, и если она не вспомнит.

Захар потянул ее к столу, сам сел, усадил Лэлю на свои колени и, подвинув ближе к ним и мед, и сыр, и хлеб, принялся готовить бутерброды.

— Давай, нам тянуть не стоит, еще последнюю капельницу ставить после завтрака, — напомнил ей любимый.

— Так вижу же хорошо, зачем? — она ему то ли помогала, то ли мешала больше готовить нехитрую снедь, с улыбками, попытками поцеловать, снова любуясь своим мужчиной.

— Потому что так врач назначил, — не собираясь идти в этом вопросе на уступки, кажется, Захар покачал головой, коротко поцеловав ее в губы. Мало. Будто не был уверен, что они до еды и лечения доберутся, дай он себе хоть каплю послабления. — Ты ведь и видишь, скорее всего, потому, что мы все правильно и по назначению выполняли. Так что и последнюю капельницу доделаем, — вздохнув так, что все его попытки сдержаться, вся тяга к ней, моментом стали ощутимы, будто на плечи Лэли жаром упав, все же решительно подвел черту Захар.



Вручил ей бутерброд. Она ему за это время похожий, только больше, приготовила.

— Хорошо, — не спорила, скосив глаза в сторону подоконника, где они на солнце выставили закваску для хлеба, что с самого утра Лэля приготовила и оставила созревать. Проверяла, хватает ли тепла. Вчера забыла, ясное дело. И Захар обещал сегодня уже точно печь до ума довести. — А я думала, это из-за вспышки молнии и грозы, — поддела его, как-то стесняясь сейчас, ранним утром, облекать в слова все то, что вчера глубинным и потусторонним налетом почувствовалось.

У страха глаза велики. Не Лелей придумано, пусть и считала, что знает больше, или ранее что-то знала. Сейчас так показалось, загадки и тайны одни.