Калиновый мост

Толчок. Его руки пригасили удар. Вдавил ее, упер в стену, но на свои же предплечья опер, защитив от жесткости бревен. Весь сверху вдавливается. И она как-то примитивно, глубинно его ощущает: твердость паха, между ее бедрами, рваное дыхание, озноб, что и его колотит. Неким женским началом тонко и явно чувствует, впитывает! Накрыло! Потрясло чувственностью. Отозвалось в ней взрывом, закрутилось то же, что внутри мужчины пылало. Пламя разожгло…

Как и то, что руки Захара внезапно стали с нее одежду рвать, стягивая, раздевая, свою сдирал с себя. А Лэля помогала! Обоих поразило какой-то лихорадкой, жаром, испепеляющим изнутри! Словно могучая лава выплеснулась в ее животе, груди, изгладывая Лэлю ранее неведанной потребностью и нуждой в мужчине… В одном, конкретном, что сейчас ее тело терзал, наполняя алчные пригоршни доверху ее плотью!

А для Лэли вся реальность поплыла, исчезла, потонула в темноте, затопившей дом, наверное, из-за грозы!

— Захар! — простонала.

Но он как не слышит. Упер ее в стену, чтобы глубже в рот врываться.

— НЕ выходи никогда, если я прошу, бесценная! — рычит, кусает, целует. — НЕ выходи! ЭТО — опасно! — как приказывает. — Я без тебе ніяк! Без тебе все марно, розумієш?!*

А сам уже грудь ее горячими и сухими руками сжимает, перекатывает соски грубоватыми и твердыми пальцами, заставляя Лэлю дрожать каждой клеточкой. Никогда такого не испытывала! Ни с кем не хотела! Сейчас умолять согласна!

Но Захар подобного не требовал.

Он уже ее джинсы стянул жесткими, будто из раскаленного железа выкованными руками. И рык, так похожий на тот, что у Блуда иногда вырывается, низкий, давящий, в груди у Захара вибрирует. Раздраженный, яростный!

— Буду! — вопреки этому ознобу и рыку Лэля шепчет Захару в губы. — Если… Чтоб тебя найти или помочь, буду выходить! И нарушать любые запреты ради тебя буду! — спорит.

И сама вдруг, ощутив в себе неведомую доселе кровожадность, кусает в ответ его губу, подбородок, мощное плечо, сильнее сжимая зубы. Так же метит.

Ее волосы между их губами, между ними, на его руках, обвились, как живые, намотались на запястья и руки Захара.

Рык вырывается из его горла! Вновь нападает на ее рот, как запечатать пытается.



— Нельзя! Не позволю! Ты должна доверять мне!

— А ты мне!

Казалось, дышат друг другом и этими словами! Из груди в грудь переливают, как кровь, теперь на двоих общую, одной группы, с одним ДНК переплетенным от него к ней, и наоборот. И все на пределе! Как последнюю секунду живут! Словно все еще перед шаровой молнией, и та вот-вот их испепелит, раскидает по полю клетками и атомами…

Горловой низкий стон, весь мир у Лэли перед глазами кружится! Или…

Уже на полу, в голую спину плетенная, домотканая ткань дорожки впивается… Когда уложил? Не поняла, не заметила, поглощенная поцелуями и метками-ласками. Матинко! Точно вся в синяках завтра будет! Но не пугает. Да и сама не то чтобы бережно в его кожу впивается, еще померяются утром, у кого синяков и царапин больше! Не думала, что она такая… Хотя, что Лэля, вообще, о себе помнит или знает?

Завел ее руки, забросил ей за голову, своими ладонями сверху прижал! А она так его хочет, что в голове трещит и пульсирует, вот правда! От стука пульса уши закладывает! Выгибается, сильнее тянется к Захару!

Его тело на ней, огромное, обжигающее, горячее. Тяжелое. Но Захар на руки упирается. А одежды не осталось совершенно. И так явно чувствует, как его возбужденный и набухший член в развилку ее бедер упирается! Неправильно? Нет, не испытывает отторжения или сомнений! Незнакомое ощущение, да, тревожащее…

Но с ним — желанное! Хоть и страшно…

Толчок-удар! И Лэля не удержалась, закричала от острой боли… В его рот, в разум Захара этим криком впиваясь так, как он в нее проникал, ворочаясь, тяжело дыша и проталкиваясь сквозь плоть, делая их чем-то совсем новым и единым.

Вот как, оказывается, впервые с ним… Все впервые, выходит. Но она не жалела и доли секунды, подалась ему навстречу бедрами.

Захара, как кипятком по холке, от ее крика окатило, когда осознал, понял и сквозь багровую пелену тьмы, замылившую разум и взор… Словно в прорубь окунули. Застыл. Нашел-таки на это где-то силы! А ведь секунду назад ничем не управлял, передав бразды безумию. Не теперь…

Затрясло от того, как тело требовало дальше двигаться. Но он на какой-то неистовой воле сдерживался. Хватит. И так уже до упора в ней… Его женщине точно время и передышка теперь нужны, чтобы подстроиться, привыкнуть и расслабиться.

— Проклятые предки! Прости, лэле моя любимая… — сипло и потрясенно.

К губам припал на ново, ниже… Уже иначе целуя, нежно и глубоко, как зализывая все укусы и метки, что успел на шее и ключицах, на ее полных грудях расставить.

С виной, которая толчками грудь вспарывала. Как пелена спала с головы, одержимость и безумие схлынуло… Жертву ее девичьей крови приняв, унялось?