Калимба. Запертые. Эксперимент вышел из-под контроля

Мещерский поднялся в свой кабинет. И здесь царил хаос. Профессор испытал легкий приступ беспокойства, поправил криво висящие дипломы на стене. Так гораздо лучше. Провел пальцами по корешкам книг, пока не нашел нужную. Убедившись, что дежурного нет за спиной, Профессор отодвинул фрагмент задней стенки стеллажа и извлек из ниши в стене ключ с красной биркой. Одно дело сделано, можно спуститься вниз. Руку Мещерского сковала судорога, по телу пробежалась дрожь. Он торопливо принял таблетку.

В помещении эксперимента пахло трупным ядом вперемешку с дезинфицирующими химикатами, освещение работало с перебоями. Повсюду следы крови. Некогда живое и уютное пространство словно умерло и разложилось до костей. Мещерский с трудом удержался, чтобы не повернуть назад. Но он должен был это увидеть. Голова кружилась, подступала тошнота. Но холодный разум Профессора подавил панику, и он заставил себя сделать еще один шаг.

В туннеле он вошел в камеру, где держали Катю, опустился на пол. Стены и пол все еще были испачканы ее кровью.

Профессор застонал. Он убил их. Убил своей гордыней, хладнокровием, отрицанием очевидного. Тем, что видел перед собой лишь цель и относился к этим людям как к средству. Отец был прав. Он останется убийцей до конца своих дней, иначе не могло быть. Мещерский зарыдал.

VII

120 часов с начала эксперимента

Время потеряло всякий смысл. Оно тянулось бесконечно долго, и никто не знал, каким был день по счету, день сейчас или ночь.

Золотую рыбку съели. И подгнившие огрызки яблок тоже. Слизали остатки еды с мусорных пакетов, собрали последние крошки. Но не голод был их главной проблемой. Жажда. Они пытались пить кровь друг друга, но от нее тошнило, и жидкость покидала тела еще быстрее. Плакать было нечем.

Пропитанная потом и чужой кровью одежда прилипала к их телам как вторая кожа. Открытый настежь холодильник не остужал. Внутри холодильника стоял пустой аквариум, Рома безуспешно пытался собрать конденсат.

Татьяна сильно похудела, под глазами набухли фиолетовые мешки, губы и кожа на руках потрескались. Она сидела у трупа Платона. Его серое безжизненное лицо больше не выражало ни боли, ни страданий. Повязка на животе почернела.

Рядом опустилось одеяло, Татьяна медленно обернулась. За ее спиной стояли осунувшиеся Рома и Андрей. Неродные братья были похожи как две капли воды: впалые щеки, щетина, лопнувшие капилляры глаз.

– Надо его к остальным… – прошептал Рома, экономя силы. Любое лишнее движение в буквальном смысле отнимало жизнь.

Татьяна покачала головой и погладила Платона по руке:

– Ему нельзя к остальным, он тут привык…

У Ромы не было сил на споры.

– Если оставим, отравимся трупным ядом. Так умереть я бы не хотел.

Татьяна не хотела расставаться с Платоном, рядом с ним она чувствовала себя на своем месте. А теперь наступало его время уйти.

Татьяна не осознавала, что переживала за мертвого Платона, словно он был еще жив. Помешательство предваряло окончательное истощение и смерть. Поколебавшись, она отпустила руку Платона и с трудом поднялась на ноги. Андрей передал ей и Роме грязные полотенца. Они закрыли носы, чтобы защититься от паров трупного яда.

Андрей медленно расправил одеяло на полу. Они переложили труп и потащили к туннелю. Каждое действие давалось им с огромным трудом.

В туннеле в ряд лежали трупы Наташи, Нурлана и Сергея Аркадьевича, накрытые простынями. Тела Наташи и Нурлана почернели. Труп Сергея Аркадьевича выглядел немного лучше. Старик ушел сутки назад.

На груди у Наташи лежал ее телефон, у Нурлана – книга по истории, а у Сергея Аркадьевича – его ингалятор. Надгробные камни из подручных средств. Эпитафия без единого слова…

Рома, Андрей и Татьяна уложили труп Платона рядом с Сергеем Аркадьевичем. Татьяна никак не могла решиться накрыть тело подопечного простыней. Она вложила столько сил, чтобы сохранить в нем жизнь, и не была готова принять поражение.

– Тань, пожалуйста, – не выдержал Андрей.

Татьяна кивнула и накрыла Платона с головой. Положила поверх его наручные часы.

– Меня с ним рядом положите. Мне так спокойнее будет, – наказала она братьям.

– Еще кто кого положит, – проговорил Рома, помогая ей встать.

VIII

157 часов с начала эксперимента

Рома держался за стены. Унитаз почти до краев заполнили испражнения. Рома закашлялся, сдерживая рвотный позыв, и захлопнул крышку ногой.

Он посмотрел в зеркало на обтянутое серой кожей лицо, провел рукой по сухим губам. В уголках рта собрался липкой желтый налет.

Рома поднял с пола мутную пластиковую бутылку и попытался в нее помочиться. Он тужился изо всех сил, но в бутылку вылилось только несколько бурых капель. Было больно.

Андрей и Татьяна лежали на матрасах в спальне Преступников. Рома вышел из ванной, шаркая ногами, и поставил бутылку на тумбочку.

– Все, что смог. Почки отказывают, по ходу.

– Помнишь, что глотать нельзя? Только рот смачивать, – напомнил Андрей.

– Такое попробуй забудь. Я все, короче, пас. Больше не буду этой хуйней заниматься. Если кому-то надо, милости прошу, я не жадный.