Вдобавок мистер Гейдж пребывал в расстроенных чувствах – что-то там опять случилось на бирже – и подогревался виски. В общем, слово за словом, как тропинка кошачьих следов на песке – и Элис, побагровевшая от злости, выпила залпом стакан этого самого виски, мерзкой торфяной гадости за пятьсот долларов бутылка, бросилась в дом, схватила сумочку, забралась в вертолёт, арендованный для прогулок, и приказал пилоту: «Погнали из этого гадюшника!»
Шестиместный «Робинсон» поднялся над ранчо, над лесом, слева повисли дымы Йеллоустонской долины, и Элис увидела Скалистые горы – мрачные, зазубренные, словно клыки неведомого чудовища. Она раньше никогда не была в горах – детство её прошло далеко отсюда, в Канзасе, а когда мать вышла за мистера Гейджа, они поселились в его доме в Нью-Джерси и лишь раз приезжали сюда, в «прямоугольный» Вайоминг, на ранчо. Но в тот раз шёл дождь, и Элис практически не выходила из дома.
Она попросила пилота направить вертолёт к горам, а потом они летели над скалами, спускались в ущелья, переваливали через седловины между утёсами, и ветер пел в сверкающем диске винта. Элис забыла все обиды и огорчения. Словно вернувшись в детство, она расширившимися от восторга глазами смотрела на серые громады скал, зелёные башни кедров, белые речные потоки и пёстрые склоны гор, похожие на индейские одеяла.
А может быть, это просто «маленький синенький друг», принятый накануне, в компании с выпитым виски грел ей душу и веселил кровь, кто знает?
Ни Элис, ни пилот не увидели, как у них за спиной из-за зазубренного хребта выползла тяжёлая, чёрная, похожая на чернильную кляксу, туча. Опомнились они, когда первая молния разорвала небо у них над головами, но было уже слишком поздно. Налетевший шквал потащил хрупкую стрекозу «Робинсона» на скалы, пилот был вынужден подниматься выше, и тут буря обрушилась на них всей своею мощью.
Вертолёт закрутило, понесло сквозь зловещую мглу, бросило вверх, потом вниз, потом опять завертело. Вцепившись в ремень безопасности, Элис зажмурилась, но так было ещё страшнее, и она открыла глаза. В этот момент из дождевой завесы прямо перед «Робинсоном» возник острый скальный зуб, и вертолёт понесло прямо на него.
– Держись! – прокричал пилот, дёргая ручку управления в тщетных попытках увернуться.
Они чудом избежали гибели, но это оказалось только начало. Ещё как минимум полчаса «Робинсон», словно бутылочная пробка в весеннем потоке, был игрушкой стихии, а потом, будто натешившись, буря смилостивилась и выпустила вертолёт из своих смертоносных объятий.
Его бросило вниз, и Элис увидела широкую долину, покрытую лесистыми холмами и болотами. Пилот хотел сесть на самом ее краю, где виднелись какие-то постройки, но его планам не суждено было сбыться. Рокотавший на разные голоса двигатель вертолёта внезапно смолк, и «Робинсон» камнем ухнул вниз.
– Черт бы тебя побрал, сучка! – успел сказать пилот Элис до того, как вертолёт рухнул на каменистый склон холма и его потащило вниз, прямо на завал из вырванных с корнем деревьев.
От сильного удара стекло кабины раскололось, Элис ударилась головой, потеряла сознание и не видела, как обломанные ветки столетнего дуба прошили тело пилота, пригвоздив его к сидению.
Вертолёт лежал в мешанине из древесных стволов и ветвей, к серому небу поднимался едкий дым, в двигателе что-то потрескивало. Накрапывал дождь, резкие порывы ветра холодили лицо Элис. Она убрала бесполезный смартфон и огляделась.
Ураган занёс вертолёт в странные места. Сквозь переплетение ветвей Элис видела слева болото, над которым висел зеленоватый туман самого зловещего вида. Справа через дымку были различимы треугольные крыши домов. Пилот хотел дотянуть до них, но ему не повезло.
А вот ей, Элис, повезло. Надо только выдернуть из ноги проклятый сук, замотать чем-то рану и доковылять до ближайшего дома. Там наверняка есть старинный телефон, присоединённый к проводам – в глуши любят такие штуки – и можно будет вызвать спасателей, полицию, связаться с матерью и вообще…
– Хорош нюнить, – сказала Элис и рукавом вытерла слезы. – «Не надеяться на чудо – вот закон для куклы вуду». Давай, детка, сделай это.
Она нагнулась, ухватилась двумя руками за потерявшую чувствительность ногу и потянула её вбок, стягивая с древесного копья. Или спицы. Было больно, а ещё страшно – из раны начала толчками идти тёмная, похожая на лак для ногтей, кровь.
– «Я отрежу вам соски и оттрахаю мозги», – сквозь зубы процедила Элис, цитируя все тех же «Пьяных дьяволов». – «Убирайтесь прочь отсюда, здесь танцует кукла вуду!» А-а-а!
Ногу пронзила острая боль, Элис закричала, откинулась на сиденье, тяжело дыша. На лбу выступили крупные капли пота, ветер неприятно холодил горящее лицо. Но главное осталось позади – она сумела освободить ногу.