Калибр имеет значение?

Вытянувшись на мокрой от прошедшего дождя траве во весь рост, Элис посмотрела вперёд, туда, где она видела дома, и закричала. Она кричала долго, громко и отчаянно. Она звала на помощь, она ругалась, она проклинала и умоляла.

Она даже спела первый куплет скаутского гимна.

Ответом ей была тишина. Нет, абсолютной тишины в долине, разумеется, не было – перекликались в кронах деревьев птицы, шумела листва, стрекотали кузнечики, жужжали мухи. Но это все были обычные звуки. Голоса природы, как говорили в школе. А Элис очень хотела услышать что-то человеческое – музыку, шум от проезжающей машины, ворчание электрогенератора, стук молотка, вжикание пилы.

И человеческие голоса, конечно же. Крики, песни, смех. Ругань, в конце концов.

Не дождавшись ничего, Элис стиснула зубы и поползла, стараясь, чтобы повреждённая нога была сверху. Ползти пришлось на левом боку, это было неудобно, да и одежда именинницы – короткая юбка в стиле «аниме» и блузка-матроска – явно не подходила для таких упражнений.

– Я выгляжу как пугало, – прошептала Элис, отталкиваясь здоровой ногой и помогая себе обеими руками. – А буду выглядеть ещё хуже. «У меня нет рта и глаз… Кукла вуду любит вас». Пошли прочь!

Последнее восклицание относилось к мухам. Здоровенные, блестящие, они уже давно вились с громким жужжанием над Элис, норовя облепить рану на ноге, и с каждой минутой их становилось все больше. Как она ни старалась, как ни махала руками, но мухи все же добрались до повязки и теперь ползали по ней, и, судя по ощущениям, даже забрались под неё.

Продравшись через заросли какой-то колючей ботанической дряни, Элис увидела в десятке метров от себя крайний дом посёлка. Это была настоящая хижина, выстроенная, должно быть, в незапамятные времена «дендро-фекальным» способом, то есть из дерьма и палок. Дощатая крыша, кое-как покрытая листами ржавого железа, съехала набок, и от этого хижина походила на пьяного бродягу в сбитой на ухо шляпе.

В таком жилище вряд ли обитали состоятельные и успешные люди, но у Элис попросту не было выбора. Зарычав, она из последних сил поползла к хижине, потеряла левый кроссовок, но не обратила на это внимания.

– «Прячьте травку, прячьте ром – кукла вуду входит в дом», – прохрипела Элис, распахнув щелястую дверь хижины.

Ей никто не ответил. Элис доползла до низкой лежанки с каким-то тряпьём вместо постельного белья, влезла на неё и затихла, тяжело дыша. Нога просто разрывалась от боли, вдобавок Элис, пока ползла, содрала кожу на другой ноге, а ещё она вся была грязная как черт и очень хотела пить.

В хижине отвратительно воняло зоологическим музеем. Откинувшись на спину, Элис посмотрела на низкий потолок хижины и увидела серые доски, затянутые паутиной, а под ними – вязанки сухих трав, лягушачьи черепа на верёвочках и рваный дримкетчер[6]. «Это городок для туристов, – решила Элис. – Тут проходит какой-нибудь квест про Салемских ведьм. Сегодня рабочий день, поэтому никого нет. Надо отлежаться, а потом двигать дальше. Наверняка на въезде в посёлок есть домик сторожа. А у сторожа есть телефон или хотя бы рация».

Неожиданно послышались шаркающие шаги. Кто-то, не любящий высоко поднимать ноги, приближался к двери.

– Слава всем богам и Джиму Керри, – простонала Элис и приподнялась на локтях. – Наконец-то.

Дверь распахнулась. В хижину вошла пожилая и очень полная женщина в тёмном платье и широкополой шляпе. К полам шляпы снизу были привешены на проволочках маленькие консервные банки от гусиного паштета. При каждом движении толстухи они глухо бренчали. Едва взглянув на вошедшую, Элис сразу смекнула – она явно играет в квесте роль хиллбилли[7].

Женщина посмотрела на Элис, повела широким носом с вывернутыми ноздрями и сказала одно-единственное слово:

– Кровь.

– Здравствуйте, мэм, – как можно вежливее произнесла Элис. – Меня зовут Элис Гейдж. Я прилетела сюда на вертолёте. Мой пилот погиб, я ранена и мне нужна помощь.

Все это Элис выдала на одном дыхании, ожидая, что старуха заохает, запричитает, кинется к ней, вытащит из складок необъятной юбки телефон и вызовет подмогу.

Ничего этого не произошло.

– Меня зовут Джин Джемма, – сообщила старуха свистящим, отдышливым голосом. – Я живу здесь. У меня все хорошо.

– Джемма Джин? – уточнила Элис и зачем-то добавила: – Пишется через «J»?

– Нет, – помотала головой старуха, пошаркала к лежанке и нависла над Элис. Бубенцы на её шляпе бренчали в такт движениям. – Через «G». Вот так.

Она обмакнула палец в лужицу крови, натёкшую с ноги Элис, и написала на стене хижины: «Gin Gemma».

– Нас всех так зовут, – сказал старуха, закончив писать. – Всех семерых.

– Вы семья? – спросила Элис, внимательно наблюдая за старухой.

– Нет, – снова забрекотали бубенчики. – Мы сестры.

«Сумасшедшая», – подумала Элис.

– Все мои сестры сумасшедшие, – сказала старуха. – Кроме меня.

– Мне нужна помощь, – напомнила Элис. – Я ранена… и хочу пить.

Старуха внимательно посмотрела на Элис, развернулась, медленно и плавно, как бульдозер, и вышла из хижины.