Калека, Дева, Старец и Дитя

У него был шок. Я обняла его, мягко отстраняя от девушки. Похоже, в моём утешении больше нуждался именно этот ребёнок, пусть даже Ями выглядела не лучше. Она смотрела в потолок, а слёзы стекали по её вискам, однако это не было знаком раскаянья. Жалостью к себе, скорее. Страхом. Столько раз избежав смерти, она не могла поверить, что всё закончится так.

— Спаси… спаси меня, — прошептала Ями. — У тебя появилась возможность это сделать. Неужели ты не мечтал об этом, дядя?

— Я именно этим сейчас и занимаюсь.

И занимался всегда. Почему она не замечала? Почему все те, кем он дорожил, относились к его заботе с таким пренебрежением? И я — больше остальных.

— Так ты дашь мне уйти? — Её глаза лихорадочно заблестели. — Если отпустишь, он сжалится над вами. Да, он не станет на вас нападать, я уговорю его. Датэ меня ценит. Он… он меня любит. Ведь я единственная женщина, которую он может любить. Я — идеальна для него. Я помогаю ему соблюдать его заветы, тогда как Дева вынудит его снова их нарушить! Она ему не нужна, а я… Раз он так ценит людскую верность, то должен будет понять!

Она издевается? Просит спасение у того, кого предала, мечтая вернуться к тому, от кого её нужно спасать в первую очередь?

— Датэ не может никого любить, — сказала я. — У него нет сердца. Он использует тебя, чтобы задеть за живое людей, которым твоя судьба действительно небезразлична.

— Не тебе рассуждать о любви! Что Дева вообще об этом может знать? — вскричала она. — Во всех этих расправах, в которых вы обвиняете меня, на самом деле виновата ты! Это у тебя нет сердца!

Возможно. Возможно, печать, которую поставил Датэ, именно это и символизирует. Но она не могла сдержать боль, которую я чувствовала, смотря на Илая. Дитя опять приказывало ему казнить человека, которого он считал своей семьёй. Он убивал и за меньшее. Он убил своего отца. Но с Ями он так поступить не мог, потому что не чувствовал в ней угрозы, не держал на неё зла, не мог назвать её своим врагом.

— Ты понятия не имеешь, почему Датэ позволил тебе присоединиться к нему, — проговорил Старец. — О тебе в тот момент он меньше всего думал. На твою силу и верность ему плевать. Это просто прихоть.

— Чего ты добиваешься? — прошипела Ями. — Думаешь, я решу отречься от него? Никогда! Даже просто потому, что его гнев пугает меня сильнее смерти. Ты понятия не имеешь, что он делает с предателями. Но совсем скоро узнаешь, когда он доберётся…

Илай накрыл ей рот рукой.

— Я запру её, — сказал он, но Дитя возразило:

— Нет уж. Ты — заинтересованное лицо, так что это я запру её. — Встав, император подал жест Жемчужинам. — А ты даже не вздумай к ней приближаться! Узнаю, что ты нарушил приказ, сочту тебя сообщником Датэ!

Допрос впечатлил императора сильнее, чем нам всем показалось. Он слишком давно не применял техники на преступниках, поэтому теперь был так подозрителен и встревожен.

— Приказ? — переспросил Илай. — Не строй из себя моего господина, я тебе не подчиняюсь.

— Так значит, ты всё-таки сообщник Датэ?

— Перестаньте, — попросила я. — Вы оба — сообщники Датэ, потому что, ссорясь, идёте у него на поводу. — Я перевела взгляд с Дитя на Старца. — Пожалуйста, только не сейчас. Ведь сегодня всё решится.

Глава 16

После того, как Ями забрали, Илай ушёл к себе, в подходящем настроении для того, чтобы подготовиться к сражению. Он был уверен, что Калеки нападут ночью, воспользовавшись темнотой и нашей к ней уязвимостью. Кроме прочего, для них это отличный способ почтить слепое божество, которому они поклонялись.

Хотя Калеки были не единственными отшельниками, предпочитающими тьму свету. Живя в пустыне, Илай привык охотиться после захода солнца и полюбил непогоду. Ночью он чувствовал себя уютнее, чем днём, как и подобает отступнику или… «луне». Вечно полной, никогда не ослабляющей своего влияния, более ярким светилом, нежели солнце. Меня влекло к нему. Когда он исчезал из вида, я начинала скучать. Когда он смотрел на меня, мне хотелось раздеться. Почувствовать его всем телом.

Поэтому я навестила бы его тем вечером, даже если бы у меня не было на это веских причин.

— Ты хочешь побыть один? — уточнила я, заглянув в его покои.

Мужчина сидел на полу, перед зеркалом, обнажённый по пояс и наносил на кожу печати. Кто-то сейчас облачался в броню, а он делал своё тело несокрушимым с помощью чернил. Это был ответственный, сакральный момент, но я спрашивала не об этом. После драматичного семейного воссоединения ему могло понадобиться личное пространство.

— Нет. — Илай смотрел на меня так, будто не мог поверить, что я пришла к нему сама. Раньше всё было наоборот. — Что с тобой?

Приняв это за приглашение, я переступила порог, с удивлением отмечая, что чувствую себя в этих стенах намного свободнее, чем в остальной части дворца, пусть даже здесь было тесно, мрачно и бедно, а обитатель этого логова привык запирать меня в местах и похуже. Если же не получалось запереть, то он имитировал плен с помощью своего мастерства. Но при этом его печати ощущались на моей коже не оковами, а… поцелуями.

Особенно между бёдер.