Калека, Дева, Старец и Дитя

Ему не дали попрощаться и собраться в дорогу, но его собственная судьба Илая совсем не тревожила. До тех пор, пока через несколько дней они не добрались до пустыни.

— Рассматривай это как необходимый этап взросления, — сказал Маяр. — В том, что сейчас будет происходить у нас дома, тебе лучше не участвовать. Это будет отвлекать тебя. А ты должен сосредоточиться на обучении, чтобы стать настоящим мужчиной… — Он глухо выругался. — Мне начинает казаться, что импотенция — большое преимущество. Все проблемы из-за баб, как видишь. Ты должен быть счастлив, что у тебя никогда на них не встанет.

Так себе напутствие. И так себе забота, учитывая, куда он его привёз: даже не склоняющий головы перед императором Маяр теперь смотрел себе под ноги, мучительно щурясь от солнца.

Дорога к святилищу была заметена песками. Когда-то стоящее у самой границы пустыни, теперь оно, поглощённое ей, находилось в стороне от ближайшего города. Это был небольшой храм, в котором обитал один единственный высушенный старик. По пути сюда Илай уже потерял половину энтузиазма, взглянув же на него, он и вовсе приуныл. Он слабо себе представлял, что такое импотенция, но это точно не самое страшное из того, что могло случиться с ним за южной границей Внешнего мира.

— Он слишком взрослый, — прокряхтел жрец, выслушав Маяра. — Сюда приносят младенцев. Пять лет — крайний срок. Но твоему сыну уже восемь, никто не станет обучать его высшему мастерству.

— Чёрт возьми, только не говори, что, чтобы стать великим отшельником, нужно обязательно уметь распускать сопли и гадить в штаны. Я отдаю вам лучшее своё имущество, не смей воротить от него нос! Из такого парня не смог бы сделать первоклассного бойца только инвалид. — Он умолк, задумавшись. — Если отречётесь от него, я отвезу его к Калекам.

Угроза подействовала. Лишний воин в стане конкурента — это не только снижение их собственной боеспособности, но и подрыв репутации. Пусть они не стали врагами исторически, но врагами их сделала география. Север и Юг вечно спорили о том, кому хуже живётся, и, следовательно, чьи бойцы лучше подготовлены. Хотя их земли были одинаково суровы и неплодородны.

Кивнув, дед направился к другим воротам, противоположным тем, через которые они вошли.

— Если Богам так угодно, то он сам найдёт дорогу.

Богам? Сам? Дорогу? Эти слова потеряли значение, когда жрец неторопливо открыл ворота, позволяя прочувствовать момент. Там не было богов, не было дорог и от него там ничего не зависело.

Вместо благословения Илай получил от отца нож и флягу с водой. Не попрощавшись с матерью, теперь он не собирался прощаться и с ним. Или просто боялся этого жеста, в нём было что-то… окончательное. Он никогда не покидал дом, в котором уют и чистоту поддерживали десятки слуг, поэтому там не было ни соринки. Ему бы не позволили даже гулять в подобном месте. Жить?

Не оборачиваясь, Илай вышел за ворота. Раскалённый песок жёг даже через подошвы. Каменистая растрескавшаяся почва сменялась барханами, в которых вязли ноги. Его взгляд инстинктивно искал ориентир, хоть что-то приметное на горизонте. Но ни на земле, ни на небе не было ничего, кроме солнца, его власть была абсолютной, отцу над домашними и своими солдатами такая не снилась.

Поиски чего-то ради ориентира сменились поисками чего-то ради тени, но в этом мире тень создавал лишь он. Ни единого облака. Ни единого растения. Тут не было даже чего-то менее материального — ветра. Одежда липла к телу. Жара наводила на мысли о готовящемся мясе… Рот наполнялся слюной, и Илай сглатывал её, воображая вкус. Когда же в горле пересыхало, он делал глоток из фляги и ел воду.

Он кое-как дошёл до вечера (небо менялось здесь охотнее, чем земля). Заката, подобного этому, Илай никогда не видел. Оплавляя горизонт, солнце просто растаяло, и наружу выползло боящееся его зверьё. Раскалённая пустыня стремительно остывала. Задержать тепло в камне и песке было нечему. В его теле — тоже. Влажная одежда, не спасающая от зноя, теперь не спасала от холода, но почему-то именно последнее довело его до отчаянья. Свалившись на землю, Илай прижался к ней, пытаясь согреться, ища то, что проклинал ещё несколько часов назад. Вою хищника, звучавшему вдалеке, он вторил собственным — полным злости и бессилия.

Глава 9

Его разбудил скрежет. Монотонный металлический звук, такой знакомый, навевающий воспоминания о тренировках. Ему только недавно разрешили фехтовать настоящим мечом, на этом настоял отец, и наставник затачивал оружие, чтобы научить его разрубать свёрнутую циновку, чья плотность соответствовала человеческой плоти.

Неужели сон? А эта боль во всём теле — последствия вчерашних двадцати подходов?

Приоткрыв воспалённые глаза, Илай захрипел. Его окружал блаженный полумрак. Свет проникал внутрь пещеры через щели в валунах, которые сложил в каком-то дьявольском порядке тот, кто жил на земле до людей. Илай чувствовал под головой что-то мягкое… его собственная свёрнутая одежда. Его кожа горела под засохшей коркой какой-то вонючей мази.

Повернув голову, он заметил человека, сидящего неподалёку.