Калека, Дева, Старец и Дитя

Я выпила всё до капли, хотя не чувствовала жажды, после чего легкомысленно заключила, что пережила самое страшное, что только могло случиться в наших отношениях с Чили.

Проснувшись утром, я взвесила в руке пустой кувшин. Глядя на него, я с удивлением отметила, что праздник не сошёл на нет, а наоборот перешёл в новую стадию, развернулся и объединил весь клан. Шум, который я спросонья приняла за гул в голове, был ритмичным, нарастающим.

Овации.

Звук удара ладони об ладонь, размноженный многократно. Это случалось не так уж и редко, но в тот раз спросонья я сообразила не сразу: клан приветствовал Деву, демонстрирующую новообретённое мастерство самым зрелищным образом.

Такое пропускать было непринято, и я пошла на звуки торжества, собираясь выразить сестре почтение. Конечно, я не думала, что почтение придётся выражать именно Виоле. Всё-таки вчера она была меньше всего похожа на великую отшельницу, готовая пасть к ногам своей ненавистницы. Хотя, может, она тоже решила, что уже ничего страшнее с ней не случится? Чили вдохновила её. Своей местью она спровоцировала другую — более изящную, более достойную. Это был миг славы более значимой, чем вчерашнее оскорбление. Виола торжествовала, и, в насмешку над попытками Чили её унизить, её сегодня возвеличивал весь клан. Зверь под ней был огромен, но шёл грациозно, плавно, смирно прижав уши. Его драгоценный мех ослеплял. Но не так, как улыбка Виолы.

Говорю же, Чили не стоило недооценивать её.

И мне тоже, как оказалось. Потому что я напрасно сочла её личный парад полноценной местью. Решила, что на большее она не способна. То, что так впечатлило меня, оказалось всего лишь ширмой, за которой никто не заметил основного действа. Соревнуясь с Чили в коварстве, Виола задумала нечто ужасное даже по меркам нашего склочного общества. Она с любовью лелеяла свой план, долго вынашивала его. Буквально. Потому что через пару лунных циклов выяснилось, что Виола беременна.

Глава 31

Это выяснилось как раз перед нашим испытанием, когда я была особенно встревожена и удручена. Я внимательнее, чем обычно следила за слухами, суеверно выискивала в погоде, шелесте листвы и расположении звёзд знамения и вздрагивала от любого шороха. Я уже не могла уснуть без глотка вина или двух, но я никогда не напивалась до такой степени, чтобы не понимать, что происходит буквально у меня под носом. В отличие от той же Чили, которая по мере приближения заветного дня становилась лишь беспечнее и нетерпеливее. Она была уверена, что наша жизнь не закончится, а только начнётся после испытания, и я не спорила с ней только потому, что она зачастую выдавала и более абсурдные заявления.

Но даже в наркотическом угаре она не могла бы придумать то, что я однажды услышала от своей наставницы.

Накануне испытания она пришла в наш сад, хотя долгое время избегала меня или просто в упор не замечала. Так же, как и Имбирь. Но теперь, подойдя ко мне, наставница сообщила, что только что разговаривала с моей мати — насчёт завершительного этапа обучения, очевидно, других общих тем у них попросту быть не могло. В любом случае, я была благодарна Мяте. Несмотря на то, что наши отношения испортились, она решила до конца исполнить свой долг наставницы.

Да, у меня не создалось впечатления, что это дружеское одолжение — Мята вела себя сдержанно, даже холодно. Она сказала, что нам нужно поговорить и желательно у неё дома, и я согласилась, конечно, потому что была рада в тот момент любому совету. А ещё потому, что я чувствовала себя провинившейся перед ней. Но в итоге я не получила ни совета, ни отпущения грехов. Заведя меня в свои хоромы, Мята «вспомнила» об одном важном деле и попросила меня её подождать. Как-то уж слишком прозрачно намекая на важность нашей скорой беседы, она заперла меня на ключ, хотя могла бы и не запирать: чувство вины держало меня не хуже замка.

Но если честно, больше настораживало то, что она использовала ключ вместо голоса. Очевидно, она не собиралась «сейчас возвращаться», как обещала. А ещё она знала, что тем вечером мне доведётся не раз ощутить на себе сводящее с ума давление этой техники.

Меньше всего я хотела провести вероятно последние мгновения жизни взаперти. Я недоумевала, нервничала, злилась уже не только по поводу испытания стихий. Моя судьба стала куда более неопределённой.

А потом появилась Мята и с порога заявила:

— Тебя должен допросить ближний круг Метрессы.

— Что?

— Выходи.

Перебрав в уме все свои прегрешения, я решила уточнить:

— Что я сделала?

— Судить будут не тебя, — ответила Мята, но это отнюдь меня не обнадёжило. Потому что, даже не называя имени, она ясно дала понять, кто обвиняемая.

— Судить?! За что?!

Мята помолчала, будто размышляя, повредит ли дознанию то, что она поставит меня перед фактом:

— Виола беременна.

Несмотря на то, что эта новость никак не могла улечься в голове, первым делом я почувствовала облегчение.

— Так судить будут Виолу? — Пусть и за что-то настолько неправдоподобное и абсурдное, но она уже давно заслужила хорошую трёпку.