Калека, Дева, Старец и Дитя

— Как ты можешь… — Она не смотрела на меня. Капли стекали по её подбородку, падали с ресниц. — Как ты можешь видеть во мне что-то… что-то настолько красивое?

— А? — Я приблизилась к ней, веря, что ослышалась.

— Моё уродство… Ты считаешь его красивым.

— Уродство? Ты о чём?

— Ты любишь меня.

Не знаю, почему это стало для неё сенсацией, но Чили повторяла это снова и снова, будто не могла поверить. Может, я редко говорила ей об этом? Или, вычурные слова лишь обесценивали чувства? А может, она просто привыкла жить во лжи…

— Несомненно, любовь к тебе — самое большое моё достижение, при том, что я не лучшая в этом, — решила отшутиться я, намекая на Метрессу. Но Чили была серьёзна, как никогда.

— Ты любишь, я чувствую. Мне никогда не было так хорошо. Бывает что-то приятнее этого? — На фоне непогоды её признание звучало более чем убедительно. Запрокинув голову, Чили тихо рассмеялась. — Вот что мне нужно. Плевать на высшее мастерство. Лучшее, что придумал этот клан — отнюдь не техники.

Конечно, нет, если учесть, что техники — отражение нашего неизбывного горя. Тогда как время Песни и Танца — счастливейшая пора в жизни Дев. Грусть наводила только мысль, что она всё-таки настала, сделав последнее испытание неизбежным.

— Почему ты плачешь? — спросила Чили, каким-то образом отличив слёзы от дождевых капель на моём лице, и я обняла её.

— Из-за грозы мне не по себе. Прости.

Мне, правда, хотелось верить, что внезапный страх смерти вызван вспышками молний (ведь когда-то одна такая лишила меня глаза). Что он естественен именно сейчас, и Чили тут ни при чём: её неуязвимость избавляла от необходимости беспокоиться по таким пустякам. Но время шло, гром стих, а я всё никак не могла отделаться от чувства преследования, угрозы, враждебности всего мира.

Я поняла, что не выжила бы, окажись на её месте. Просто не смогла бы мириться с презрением самых почитаемых отшельников, которых почитают как раз за то, что есть во мне в куда большей мере. Всё это так несправедливо…

Когда-то у меня хватало наглости сравнивать наши с Чили положения, упоминая собственное увечье, хотя меня, например, никто не пытался сжечь за проблемы со зрением. Репьи в волосах? Моим волосам от меня самой сильнее доставалось. В последнее же время на меня вообще никто не обращал внимания, только на Чили. И я боялась, что ей придётся пережить новые нападки, пусть даже это будет интерес совсем иного рода, но такой же нежеланный и изнуряющий. Я боялась за неё: не ограниченная «оковами» теперь, Чили могла сорваться. Всё это время я недооценивала силу её ненависти. А ведь ради мести она готова была пойти на всё.

Глава 29

Живя в вечноцветущем саду, где времена года не сменяют друг друга, а женщины не стареют, так легко поверить в то, что и счастье никогда не закончится. Даже если тебя пытается убедить в обратном сама Метресса.

Она часто намекала нам, что наше единство мимолётно, а самый важный период в жизни — проходной. Таким образом Метресса пыталась подготовить своё драгоценное дитя к неизбежной разлуке. За многовековую историю нашего клана никто её не избежал вне зависимости от силы чувств, могущества и совместимости пары. Но то, что было очевидным для прошедших испытание Дев, стало совершенно неприемлемым для меня, садовницы, которая участвовала в этом круговороте жизни и смерти с малолетства.

Теперь же я не представляла, каково это, разлучиться навсегда, ведь я чувствовала себя покинутой, когда Чили отходила дальше, чем я могла дотянуться до неё. Потерять её из виду было подобно смерти, ведь я приучилась чувствовать её рядом даже во сне. Мы так долго притирались друг к другу, а теперь наши волосы расплели, и это внезапное расторжение причиняло физическую боль. Иногда я заговаривала по привычке, ожидая ответа, но не получала его, тогда меня пронзала паника, с которой я не могла справиться даже когда вспоминала, почему Чили нет рядом.

Её часто не было рядом. Она задолжала очень много внимания своей матери. Но это вовсе не означало, что она просто сменила одни цепи на другие: Чили вовсю наслаждалась свободой. В честь этого она перестала соблюдать придуманные специально для неё правила приличия и разгуливала теперь с обнажённым торсом, демонстрируя худощавую, жилистую фигуру. Намеренно провоцируя. Или, вернее, удовлетворяя всеобщее любопытство, делая то, о чём сами Девы не посмели бы попросить.

Мою тоску усиливало то, что большую часть времени я праздно слонялась, ведь юные Девы в эту пору освобождались от работы. Безделье перестало приносить радость уже через несколько дней. Я ненавязчиво помогала Имбирь, хотя она не подавала вида, что в этом нуждается. Но я понимала, что если бы за некоторыми посадками не ухаживали другие отшельницы, приходящие к своим погибшим сёстрам, сад бы одичал. В нём бы появилось намного больше заросших укромных уголков, в которых любили прятаться дети. И Чили, как ни странно. Очевидно, она считала своим долгом эротизировать каждую забаву, безобидной версией которой не смогла насладиться в полной мере в детстве.

Чили любила подсматривать.