Калека, Дева, Старец и Дитя

— Достаньте косточки, — попросила Метресса, которой тоже не терпелось перейти к самому ответственному моменту ритуала. — Пьянящий виноград. Дурманящий мак. Я не сомневаюсь, что из них вырастут восхитительные растения, плодами которых вы будете наслаждаться, когда придёт время Песни и Танца. Вы созданы для того, чтобы давать жизнь, кто бы что ни говорил. Тебе, Чили, стоит сосредоточиться на этом особенно, дабы у тебя не возникало желания прорастить иное семя.

На мгновение воцарилась неловкая тишина.

— Мама.

— Помни, что я тебе говорила. У тебя впереди вся вечность. Нет смысла торопиться. Все женщины Внешнего мира, даже самые неприкосновенные из них, будут в твоём распоряжении.

— Мама. — Чили закипала.

— Детство кончилось. Ты больше не можешь делать всё, что тебе вздумается, лишь бы только досадить нам. Здесь это строжайшее табу. А Ива как твоя пара должна нести равную ответственность, — заявила Метресса, и я совершенно перестала понимать, что происходит.

— Ответственность?! Кто об этом заговорил?! — прорычала Чили. — Думаешь, я повторю твою ошибку, за которую расплачиваться приходится именно мне?! Из всего клана только я по-настоящему знаю цену отступничества! Как ты смеешь оскорблять меня такими подозрениями?! Как ты смеешь упоминать женщин Внешнего мира в присутствии моей единой?! Как ты смеешь говорить о другом «осеменении» в такой день?!

Вздёрнув подбородок, Метресса смотрела на Чили со смесью злости, страха и… гордости.

— Не повышай на меня голос. Я твоя госпожа и твоя мать, от тебя я требую двойной почёт, а не двойную порцию упрёков.

— Клянусь, другие бы повышением голоса не отделались!

— Чили, — прошептала я, испугавшись. — Всё в порядке. Здесь нет никого, кто стал бы оскорблять тебя. Мы — твои единые, мы любим тебя.

Во взгляде Метрессы промелькнуло недовольство. Ей точно не понравилось, что я поставила себя на одну с ней ступень. И что влезла в их разговор. И что оспорила её особую материнскую власть.

Чили отвернулась. В прошлом бы попросту ушла. Но теперь ей приходилось смирять свой нрав, сидя на «поводке». Это, в самом деле, напоминало дрессировку, отчего праздник грозил обернуться трагедией…

К слову о трагедии.

— Дай мне свою косточку, пожалуйста, — попросила я, и на этот раз Чили положила её мне в протянутую ладонь, не раздумывая. И я, так же не раздумывая, взяла её в рот.

Ошарашенная Чили уставилась на мои губы. Метресса тихо ахнула.

Наверное, со стороны это выглядело совсем не так благородно, как в моём представлении. Я вызвала подозрения, да, но никто из них не догадался о яде. Казалось, я просто приняла слишком близко к сердцу слова Метрессы об «осеменении» и решила полностью погрузиться в процесс — единственный из тех, который мне дозволен с Чили.

Косточка во рту была такой маленькой, но такой значимой. По замыслу подруг наставницы она должна была убивать, но по замыслу Природы — совсем наоборот. Она была переполнена жизнью, казалось, я могла попробовать её божественный вкус. Она лежала у меня на языке как самый сладкий леденец.

Чили хмурилась, будто собираясь разозлиться.

Я нарушила правила, оспорила её первенство в таком сугубо личном, важном деле. Это было похоже на провокацию, и в прошлом она бы на неё тут же ответила. Но теперь Чили молча наблюдала, потому что не была уверена в том, что именно это значит.

Пока она разбиралась в себе, я убедилась в том, что зерно не отравлено. После чего протянула его ей, зажатое между пальцами.

— Я не знаю, о каком ещё твоём семени может идти речь, Чили, но оно прекрасно, вне зависимости от того виноградное оно или жгучего перца… Понимаешь?

Говоря истинную правду, я, похоже, выбирала не те слова.

Вместо того чтобы с готовностью вернуть косточку, Чили накрыла рот ладонью и уставилась в землю. Будто пыталась себя успокоить или заставить молчать. То, что она разобралась в себе, не сильно-то ей помогло.

Глядя на неё, я даже пожалела, что яд не подействовал. В тот дико смущающий момент это было бы кстати. Но, как я и надеялась, Мята не стала осквернять священный обряд убийством. Ей не нужна была справедливость, достигнутая таким путём.

— Дай, — попросила Чили, когда пришла в себя. — Дай мне свои.

Я вложила квадратик ткани в её протянутую ладонь, и она спрятала его между губами. Мы усовершенствовали ритуал, но Метресса глядела на нас хмуро, как на отступниц планирующих жуткое преступление.

— Открой рот.

Когда я подчинилась, Чили положила мне на язык влажный тёплый конвертик с семенами мака. То же самое сделала я с косточкой винограда. И мы ещё долго смотрели друг на друга, смущённые, но довольные. Тишина требовала высказаться, но ритуальные зёрна у нас во рту уже были идеальным признанием. Мы принадлежали друг другу.

Глава 23