Калека, Дева, Старец и Дитя

— Оправдывать? Я вышла сюда не оправдываться. — Госпожа мрачно оглядела собравшихся. — Чем я провинилась перед вами? Тем же, чем и матери, давшие вам жизнь? Какие законы я нарушила? Разве законы нашего клана не совпадают с законами Природы, которой мы поклоняемся? Или вы скажете, что запросто игнорируете нужду собственного тела каждое полнолуние? Нет, вы предаётесь разврату, называя это невинностью. Соблюдением заветов. Моё «падение» было во сто крат чище этого, в нём не было ничего противоестественного. А родовой болью я искупила всю свою вину перед вами.

— На жалость напрашиваешься?! Ты пошла на это сознательно, хотя знала запрет Мудреца!

— Он никогда не запрещал нам рожать детей, прекрасно понимая, что это заложено в женской сущности! Он запрещал нам продаваться мужчинам, «прикасаться к золоту»!

— Многие из нас слышали эту ересь от твоей матери! — возразили ей. — И мы поверили ей, потому что она родила девочку! Но мириться с мужчиной в нашем мире мы не собираемся!

— Какую угрозу вы видите в Чили?

— Угрозу нашим традициям! Послушать тебя, так теперь всем Девам можно осквернять свои тела и пренебрегая сиротами, которых оставили родные матери! Не выставляй свой грех праведностью! Ты первая среди отступников!

— Бунтовать против своей Метрессы — тоже отступничество, — ответила госпожа. — Это вы задумали? Убить меня? Убить моего ребёнка? Такое правосудие вам по вкусу? Не каждый мужчина пойдёт на это, но вы, как я вижу, готовы. Моё спокойствие не должно ввести вас в заблуждение. Если вы переступите этот порог, я не пощажу вас.

— Пригласи Дитя! Пусть оно рассудит нас!

— Оно вынесло свой приговор давным-давно, приказав мне кастрировать моего сына! Что я и сделала!

— Покажи нам! — крикнула мати, и я вздрогнула. — Если у него, в самом деле, отрезано всё лишнее, мы разойдёмся. Да, сёстры?

Раздался одобрительный гул, а Метресса, посмотрев прямо на нас, спросила:

— Имбирь. Ты?

Мати примолкла, никак не ожидая, что госпожа знает её голос, лицо, имя, но, очевидно, Метресса знала всех своих «дочерей» и могла распознать каждую в толпе.

— Я не сержусь. Твоя милая Ива утешила Чили в самый трагичный момент жизни так, как никто не утешал. Ты научила свою дочь ценить жизнь во всех её проявлениях, я прощаю тебя.

Не похоже, что это успокоило мати. Мужчина в клане — это одно, но вот если его утешает твоя дочь, то позор Метрессы становился твоим личным позором.

Чувствуя на себе чужие взгляды, Имбирь втянула голову в плечи. У неё зачесались руки, которым она, конечно, даст волю, когда мы останемся наедине.

Я тоже была удивлена не меньше.

Чили рассказала матери именно об утешении, а не о том, что я сделала с ней накануне? Моя заслуга перед ней была мизерная, если учесть, что раскрыли Чили тоже из-за меня.

— Кастрированный, слепой или ещё как-то покалеченный, мужчина остаётся мужчиной, его сущность не изменят никакие раны. Разве не поэтому Мудрец повелел нам спрятаться в горах, когда его лучший ученик убил первую из нас? — раздался голос Мяты, и женщины зашевелились, пропуская её вперёд. — Ты не хочешь оправдываться? Не чувствуешь себя виноватой? Не считаешь себя предательницей? Понимаю, долг перед нами заслоняют твои материнские чувства. Но что ты будешь делать, когда твой ребёнок вырастет?

— Он уйдёт во Внешний мир, — ответила Метресса, — а я уступлю своё место достойнейшей.

— А до этого момента? Ты собираешься его обучать, как одну из нас?

— Тебя должно радовать это, а не оскорблять. Ты прекрасно знаешь, Мята, какой это риск.

— Ладно, — вздохнула наставница. — Как скажешь. Но никто не составит ему пару. Никто не станет сплетать с ним волосы. Наших дочерей тебе не «покалечить».

— Я даже не думала об этом. Я считаю всех детей неприкосновенными, независимо от пола. — Метресса гладила подставленную для ласки морду мифи. — Если Чили не сможет освоить высшее мастерство? Если погибнет? Так тому и быть. Но если он докажет, что достоин нашей силы, вы отпустите его. Ни на каких иных условиях вам от него не избавиться.

Последнее слово осталось за ней, но, даже когда Метресса скрылась во дворце, народ долго не расходился. Казалось, катастрофу удалось предотвратить, но на деле мы просто оттянули неизбежное.

Шумиха долго не стихала, и всё это время Чили сидела под замком. Я даже решила, что она проведёт всю свою юность взаперти, ведь дом стал единственным безопасным местом для неё теперь. Самый изобильный из миров превратился в клетку. А её тело, взращённое Девой, оказалось невыносимо уродливым. Всё любимое — ненавистным. Даже всемогущая мать не могла унять её боль.

В таких условиях побег из-под стражи был вопросом времени. Но когда это случилось, Чили осмеяли ещё более жестоко, чем в прошлый раз.

— Покажи свой жгучий перчик!

— Тебе стручок между ног не натирает?

— Отрежь либо его, либо свои волосы!

— Никто не станет сплетаться с тобой!