Калека, Дева, Старец и Дитя

— Как ты вообще посмела всерьёз предлагать мне стать твоей единой?! Скрывать то, кто ты такая?! Думаешь, это то, чего я заслуживаю?! Быть единой мужчины?

— Нет! Не делай этого! Не говори им!

Поздно. Всё внимание уже было приковано к ним. Небывалый случай: лучшая пара, которой все здесь завидовали, вдруг рассорилась, когда, казалось бы, их судьба была решена. Ещё вчера глядящая на Чили с обожанием и наслаждающаяся её покровительством Виола теперь видела в ней врага. Она демонстративно морщилась от отвращения и отдёргивала руки, похоже, в большей степени играя на публику. Ей надо было как-то реабилитироваться… Ведь когда всё выяснится, она тоже окажется под ударом. Девочки станут насмехаться над ней, потому что всё это время она с гордостью называла себя единой… мужчины? Это даже унизительнее, чем быть мужчиной самой по себе.

— Зира, ты же ещё не нашла себе пару? — Виола подошла к одной из своих подруг. — Пожалуйста, будь со мной. Выяснилось, что яблоки я люблю больше, чем виноград.

— Ты что творишь, Виола?! — Чили схватила её за плечо. — Мы же договорились давным-давно! То, что ты узнала, ничего не меняет! Я хочу быть с тобой!

Виола завопила, и Чили отдёрнула руку.

— Больно! Сколько раз повторять?! Ты не смеешь меня трогать! Ясно? Даже смотреть на меня!

— Но ведь ты моя…

— Заткнись! Даже не вздумай произнести это снова!

— Да что с вами творится? — спросила Зира, водя взглядом от одной к другой.

— Помнишь, что нам говорила наставница о мужчинах? — прошипела Виола, ткнув в сторону Чили пальцем. — У неё всё это есть! Она вчера мне его показала!

Девочки ахнули, накрыв ладонями рты. А вот я теперь подалась вперёд.

— Хватит вам. Это не смешно, — нервно улыбнулась Зира, но Виола заголосила ещё громче, думая, что так скорее оправдает себя:

— Никто тут и не шутит! У неё здоровая висюлька между ног! Я увидела её вчера, и меня стошнило от одного только вида! Она лгала нам всем! Вела себя, как наша госпожа, хотя была мужчиной!

— Мужчиной? — Слово подхватил десяток голосов.

Чили не опровергала сказанное. Не пыталась сбежать. Замерев, она смотрела себе под ноги, вряд ли в состоянии осмыслить, что это происходит именно с ней. Предательство. Оскорбления. Ненависть. Насмешки. В самом недосягаемом месте на земле с ней, самой неприкосновенной из Дев…

— Это правда? — Виолу окружили подружки.

— Ты рассказала об этом своей мати?

— Наставнице?

— Всем?

— Не плач, Виола. Ни один мужчина не заслуживает слёз Девы.

— Пусть убирается отсюда! — вопила она. — Прогоните её! Ей не место среди нас!

В сбивающем с ног шквале негодования и страха едва можно было разобрать самые осмысленные восклицания. Кто-то побежал за Мятой. Кто-то кинулся разнести новость по окрестностям. Кто-то утешал Виолу, которая продолжала причитать и обморочно закатывать глаза. А Чили так и не сдвинулась с места.

Несмотря на всю абсурдность ситуации, мне было непонятно лишь одно: почему она не защищается. Её безмолвие и неподвижность распаляли оскорблённых сестёр ещё сильнее. Прояви она хоть каплю той силы, которую продемонстрировала мне вчера, все бы тут же присмирели. Но она даже не думала об этом.

Замерев, Чили ждала, когда её бывшие подруги-подхалимки растерзают её. Жизнь закончилась. Такой немыслимый позор… Я смотрела на неё, не узнавая ту горделивую насмешницу, которая пыталась отвести от себя подозрения, подставляя под удар меня.

Внезапно я поняла причину её враждебности. Виня себя за неосторожные слова, я не понимала, что настроила Чили против себя уже только своим внешним видом. В тот раз я кичилась своей женственностью в насмешку над ней, компенсирующей её недостаток сложными нарядами, закрывающими тело от подбородка до пят. Я словно бросала ей вызов. Издевалась. Легкомысленная и беззаботная, я жутко её раздражала. Она захотела отомстить мне…

Теперь ей было во сто крат больнее, чем мне. Больнее, чем вчера. Возможно, даже больнее, чем когда её резали живьём. И эта боль никогда не стихнет. Никто не утешит Чили в достаточной степени, чтобы она забыла об этом хоть на секунду.

— Угомонитесь! — возвысился над хаосом голос наставницы. Ей не нужно было использовать техники, чтобы сосредоточить внимание на себе. Даже Чили перевела на неё затравленный взгляд. — Не думайте, что стали причастны чуду. К чему такой шум? Это самый никудышный мужчина на свете. На него бы даже Калеки не польстились.

Мята усмирила разошедшуюся толпу, но так, что это стало ещё большим издевательством. Пренебрежение в её голосе, этакая реакция истинной Девы на низшее существо, довели Чили до отчаяния. Она бросилась прочь, но не в сторону скал, где жила её мать, а к реке. Наверное, побежав за ней следом, я усугубила ситуацию, неким образом подтвердив слова Виолы: никто здесь так и не увидел доказательств мужской природы Чили, но то, что я — Дева-Калека — ринулась за ней, говорило о несомненном родстве наших сущностей.

— Постой, Чили! — окликнула я, когда она приблизилась к горному потоку, срывающемуся вдали водопадом. — Не делай этого!