Я знала, что так и должно быть, и что надо отдаться процессу, но мне не хотелось. Я боялась упасть в черную дыру, которая появилась в моем воображении. Казалось, если я отдамся процессу – упаду в эту дыру. Я осознала, продолжая просто лежать на полу и дышать, что это чувство было со мной на протяжении всей жизни – будто если я расслаблюсь даже не полсекунды, я упаду в черную дыру и… что тогда? Я не знала, но понимала, что черная дыра – это плохо. И она всегда была рядом. Но почему у меня было это чувство? Почему всегда казалось, что должно случиться что-то плохое, что я буду наказана, если я немного расслаблюсь и позволю себе почувствовать себя счастливой хоть ненадолго?
Слезы полились по моим щекам, затем по шее. Джефф положил свою руку на мою и аккуратно меня встряхнул. Из-за этого я расплакалась еще больше. Я не привыкла к тому, чтобы мужчины так мило со мной обращались, и не привыкла терять бдительность перед ними. Почему всю жизнь меня так ужасали мужчины? Ужасало все?
Музыка сменилась от глубокой и ритмичной на более высокую. На меня будто пролился свет, каждая нота – теплой золотой каплей. Но я все еще стояла у черной дыры. Мне было страшно в нее упасть, но было и страшно от нее отойти. Это было уже знакомо.
У тебя есть выбор, у тебя есть выбор. Это не твоя черная дыра. Ты не обязана в нее прыгать. Уходи. Уходи, говорил голос из глубины меня – тот же голос, который будил меня в 3 утра, чтобы спросить, что я делаю со своей жизнью.
Затем присоединился и другой голос. Он был уже настоящим. Это была Гайя. Она шептала мне на ухо.
– Ты сильная, – прошипела она настойчиво, обдавая мою кожу горячим дыханием. – Намного сильнее, чем ты думаешь. Ты – животное… Будь в своем теле, почувствуй свое тело, насладись своим телом… все время ты проводишь в мыслях, но у тебя есть и тело, чувствительное тело… ты – животное, тигрица. Почувствуй это, почувствуй власть.
Мои щеки загорелись. Стало неловко из-за того, что эта дискуссия о моей заснувшей животной энергии произошла в пределах слышимости Джеффа. Гайя ушла, и все закончилось. Странное путешествие внутрь себя завершилось. Было ощущение, что я под тяжелыми наркотиками, но на самом деле я просто лежала и дышала.
– Как ты? – спросил Джефф.
– Странно. Мне казалось, что есть черная дыра, в которую я должна упасть, и я поняла, что это чувство со мной по жизни: будто я всегда на пороге провала и это моя вина. Но это не моя вина. Я не плохой человек и не понимаю, почему всегда так себя чувствовала…
Джефф кивнул, будто так и должно было быть.
– Я же не плохой человек? – спросила я его. Я понятия не имела, откуда он должен знать, плохой я человек или нет, но мне нужно было убедиться.
– Нет, – сказал он, глядя на меня. Я закусила губу.
Теперь настала очередь Джеффа дышать и плакать, а моя – держать его. Я хотела разбудить его так же нежно, как он меня, но мне стало страшно и неловко. Это было слишком интимно. А что, если он не хотел, чтобы я его держала? Что, если мои руки были слишком потные и противные?
Соберись, Мэриэнн. Посылателей ради.
Он лег в ожидании, спокойный, с закрытыми глазами и светлыми ресницами, немного колеблющимися вместе с дыханием. Через несколько минут я положила обе свои ладони на его руку и чуть-чуть его колыхнула, отвлеченная звуками комнаты – всхлипыванием и плачем. Менеджеры среднего звена, гражданские служащие, хипстеры из музыкальной индустрии – все ревели как потерявшиеся дети. Это были звуки боли. Боли от жизни, как говорил Джон.
Когда музыка сменила темп, Джефф начал улыбаться, даже сиять. Его лицо светилось, и я тоже светилась. Я чувствовала связь с ним, гордость за то, что он доверился мне в этот момент.
На другом конце комнаты молодая девушка плакала, а ее парень бережно держал ее, как маленькую птичку. Ее рыдания наполнили комнату. Он выглядел так, будто готов сидеть с ней вечно, покачивая ее, пока боль не уйдет.
Когда упражнение закончилось, Джефф посмотрел на них. «Если бы я был женщиной, я хотел бы быть с кем-то, как он», – сказал он.
– Я понимаю, – сказала я. Но его комментарий разозлил меня. Я хотела, чтобы он думал о нашей связи, а не о парочке на другом конце комнаты.
– Спасибо, что попросила сделать это упражнение с тобой, – сказал он. – Я почувствовал себя по-отечески, защитником.
Я была в ярости! По-отечески? Мне не нужен был отец, я хотела, чтобы он сходил от меня с ума. Я посмотрела на красивую пару и стала завидовать. Никакой мужчина никогда меня так не полюбит. Я не была деликатной, красивой или уязвимой. Я бы никогда не позволила себе упасть, как это сделала она, ведь некому бы было меня ловить.
– Мне нужно в туалет, – сказала я Джеффу. Я вошла в комнату с голубой плиткой, посмотрела в зеркало и заплакала. Я посмотрела на свое потное, опухшее лицо. Здесь не было прерафаэлитов, скорее недопикассо.
Конечно, я не должна была ему понравиться. С чего бы? Вот почему мне не нравились чувства. Они ранили и заставляли чувствовать себя по-идиотски.