Она была артисткой. Но только не такой, что выходят на сцену театра. Она была воздушной гимнасткой в цирке. Что ж, занятие не хуже всякого другого. Пожалуй, чуть больше риска. Задумывался ли кто-нибудь над тем, что значит стремительно пролетать в воздухе на двадцатиметровой высоте и чувствовать под собой пропасть? Местом ее работы и была пропасть.
Голуби постукивали клювами о камешки на аллее. Что им известно о тройном сальто? Порою люди завидуют голубям, их спокойной жизни. А что, если превратиться в птицу?
Голубю ничего не стоит перелететь с одной трапеции на другую. Но такой номер был бы слишком банальным. Зрители жаждут, чтобы у них дух захватывало. Они и платят за то, чтобы пощекотать себе нервы, отвлечься от забот. Одни лишь дети воспринимают цирк всерьез.
Она потянулась было за сигаретой, но раздумала. «Не следует курить на виду у всех…» То был один из последних внушенных ей матерью предрассудков. Как выяснилось, все остальные добрые советы также не стоили ни гроша. Быть вежливой, скромной, порядочной. Никогда не выходить за пределы разумного. Все окружающие признавали в ней множество достоинств… Почему же с недавних пор она начала сомневаться — нужны ли они? Мама позабыла открыть ей секрет счастья.
В чем же оно?
Сомнения будоражили ее. Кто знает, возможно, на самом деле она вовсе и не порядочная, скромная и вежливая. Что, если она злая, наглая, жадная и тщеславная? Как жить тогда?
Каждый человек видит другого по-своему.
Она сидела на лавочке в парке и мучилась. Возможно, улыбка случайного прохожего приободрила бы ее. Ведь так естественно — улыбнуться женщине, одиноко сидящей в парке.
Вечером предстоял очередной спектакль. Ее номер требует предельного напряжения. Физически она чувствовала себя превосходно. И все же этого было мало. Что-то исчезло. Она словно потеряла частицу себя. Взамен же в ней будто зародилось новое, непонятное существо, взбунтовавшееся против привычной, устоявшейся жизни. Она боролась с ним и не могла справиться. Существо вырывалось из рук, ускользало из-под контроля разума.
Появилась неуверенность.
Почему? Откуда?
Сомнение порождало страх. Чтобы избавиться от него, она должна была что-то изменить в своей жизни.
Что именно?
Там, вверху, под куполом, никто не протянет ей руку помощи. Там она одна, наедине со своей жизнью. Жизнь цепляется за ее руки и доверяет надежности ее мышц. В воздухе не приходится рассчитывать на поддержку любимого человека, детей или старых друзей.
Под куполом она одна. Но разве только там? Как избавиться от неуверенности? Как?
Вот что мучило ее. А прохожие в парке видели женщину, одиноко сидящую на скамейке.
Только и всего.
Тазлэу. Старинный монастырь, основанный еще Штефаном Великим. Только на страницах Пруста можно встретить нечто подобное. Ржавое солнце Паллади и величавость небес, как своды Палладио[11]. Стройные ряды высоких и горделивых елей поддерживают вселенский купол над нашей суетной землей. Развалины келий. Кошка. Незрелые яблоки. Безлюдье. Словно картина фламандской школы.
Пузатая колокольня — просторная, как постоялый двор в Трансильвании. Стебельки травы. Наглухо запертые двери. Но в окнах виднеется кухонная посуда, значит, и здесь живут люди.
Мысли путаются.
Респиги[12] был учеником Римского-Корсакова.
Разумовский стал графом, оттого что императрица влюбилась в статного крестьянина. Неужели и в тот день над полем сияло солнце?
Сохранилось ли в памяти человечества название древнего племени, чей боевой клич был: «Тхалатта! Тхалатта!»
История забыла о них, и никто не ведает, где они захоронены. Пожалуй, мы кое-что знаем о Ксенофонте. Или воображаем, что знаем.
Как глупы порою бывают люди. «Ну и уморил ты меня», — загоготала на весь рынок в Биказе ядреная бабенка, когда ее спутник, вероятно муж, робко заметил, что она выбрала незрелый арбуз.
«Нежелание сделать карьеру — это не доблесть», — заявил однажды Ханс Магнус Энценсбергер[13]. И не все в этом мире напрасно: вера в людей; время; длинный зал ожидания.
Я заснул бы в сиянии нашей собственной нежности.
Прохожу мимо казино, и течение моих мыслей меняется.
Они неразлучны. Случай и колесо Фортуны. Хотя и существует неотвратимость Рока.
Будет сырой вечер. И длинноногая девушка в туфельках на низком каблучке в неясном свете сумерек. Реальные образы на излете фантазии.
Дебюсси, «Имаж», Дезире Энгельбрехт где-то в долине Милков, в Андрейашу[14]. Газ, рвущийся из-под земли, — живой огонь. Снег и ветер прибивают пламя. Но приходят новые люди и разводят свой костер. Прекрасные юноша и девушка, озаренные вспыхнувшим в них чувством. Так было суждено, чтобы известный профессор шагал здесь с котомкой зеленой фасоли. Еще одно свидетельство современного нонконформизма.
Кто же в пылу сражения восклицал: «Тхалатта! Тхалатта!»?
Кто родился? Кто умер? Театр, актеры?
Все зыбко. Одни лишь условности. Литература.
Реальность рассыпана. Остается по крупинкам собрать ее.