Как зовут четверку «Битлз»?

«Все началось лет десять тому назад, когда я, так же как вы теперь, прибыл во Владию пешим ходом, с одним фанерным чемоданчиком. В тылу оставался Город, но, должен вам сказать, сейчас я уже сомневаюсь в его существовании. И если бы не телефон, к которому подходит только Михэлчану, и если бы не ежегодный Транспорт, который Башалига отправляет в знаменитые погреба Фабрициуса и который нам дан только в ощущении, как звяканье бутылок и шум моторов, а особенно если бы не ваше присутствие здесь, в этих стенах, ваша внешность — я от таких отвык, — ваш недоуменный вид, а главное, ваша ностальгия, которую я чувствую кожей, если бы не это, Город был бы для меня самое большее литературной реминисценцией. Или и того меньше. Я сказал «все началось», потому что с тех самых пор мне кажется, что я впутался в такую авантюру, которая, даже если кончится, уже не даст мне никогда вернуться к обычной жизни, какой я жил до приезда во Владию. Уже к концу первого года я понял, что вернуться в Город будет трудно, если вообще возможно, я понял это совершенно отчетливо, потому что за год не увидел ни одного, представляете, коллега, ни одного человека, который бы реально ушел по той дороге, по какой я пришел, хоть пешком, хоть ползком, хоть как. Потом, признаюсь, лет пять-шесть я потратил на то, чтобы установить материальность Транспорта. Никто, даже сам инженер Башалига, не мог мне назвать с точностью день, вернее, ночь, когда машины отправляются в Город. Таким образом, пять или шесть раз я пропустил встречу с этим мистическим обозом, только слышал, как сквозь сон, звяканье бутылок, я-то живу на задворках, а колонны машин, как я подозреваю, идут по главной улице, так что я каждый раз только наутро узнавал, что Транспорт отправлен. Вначале, после двух-трех промашек — а это, считайте, уже два-три года — я решил, что это чьи-то шутки, но потом, хотя регулярные неудачи действовали на меня удручающе, стал думать, что сам во всем виноват, что слишком крепко сплю или, может быть, мне недостает рвения. И снова уверовал в Транспорт, в реальность его отправки из Владии. На самом деле ощущение, что он есть, упорно держалось во мне даже тогда, когда я считал, что располагаю доказательствами противного. Здесь, во Владии, круг общения очень тесный, и если люди сначала встречаются чисто случайно, то со временем начинают видеть в этих случайных встречах фатальность. Когда я приехал сюда, моя коллекция, которую вы видите, была вполовину меньше, несколько экземпляров было из частных собраний, а что-то я спас из государственных, пострадавших в войну. Я и выбрал-то Владию главным образом как безопасное убежище для коллекции. От одного старого профессора, полуслепого, но совершенно одержимого, я знал, что ни одна коллекция бабочек, ни одна серьезная коллекция чешуекрылых не обходится без Vanessa Ligata. Эта бабочка величиной с детскую ладонь, задние крылышки у нее темно-красные, густого оттенка, а передние ближе к фиолетовому, с тремя белыми крапинками на каждом. Бабочка не то чтобы редкая, но и не заурядная. И ее к тому же трудно поймать. Старый профессор говорил: «Vanessa Ligata пропадает перед стихийными бедствиями. То ее видимо-невидимо, целые поля будто в маковом цвету, но только к ней привыкнешь, как в один прекрасный день она исчезает, и даже, странным образом, стирается из человеческой памяти, была ли она, нет ли. Это происходит всегда перед ураганом, перед большим наводнением или оползнем. О ней уже не помнят, а она где-то над нами летит плотной стаей, летит прочь».