Кройку замотал головой. «Никакого, никакого значения, просто у всего есть свое начало, по крайней мере начало-то должно быть…» — и запнулся, как бы не зная, сумеет ли дать фразе
— А вы чем занимаетесь, я имею в виду, что вы тут делаете, так, вообще?
Кройку задержал на нем недоверчивый взгляд, как бы говоря: «Ишь какой, меня в жизни никто не спрашивал про мои занятия, а этот явился, и вынь ему да положь, чем я занимаюсь». И пока Кройку собирался с духом для ответа, Викол Антим успел подумать, как же крепко они вчера нагрузились, если он согласился вломиться на виллу «Катерина» и, более того, если дал провести себя по рытвинам и грязи узких улочек, через колючие заросли роз до комнаты, где он проснулся, да к тому же еще через этот темный и тесный коридор, от которого ничего не стоило заболеть клаустрофобией.
«Я естественник и занимаюсь тем, чем положено по программе: составляю гербарии, даю уроки о млекопитающих, беспозвоночных, о морских животных, примерно так. А в свободное время мы собираемся с Михэлчану, это наш латинист, знаете, наверное? — Викол Антим кивнул, что да, знает. — С инженером Башалигой, еще там кое с кем, иногда подходит лейтенант Копачиу, посидим, выпьем по стаканчику, то есть шипучки, примерно так, если в нескольких словах, вот что примерно я тут делаю».
Кройку помолчал, потом, будто вспомнив что-то очень важное, добавил: «Я изучаю разные природные среды».
Викол Антим вскинул на него глаза, удивляясь подобному занятию. И тогда Кройку объяснил, направившись к окну, как бы затем, чтобы взглянуть на красные склоны холмов:
«Видите ли, возьмем для примера пруд. Я считаю, что это прекрасный пример среды, в пределах которой жизнь и смерть генерируют определенные правила. На первый взгляд во всех прудах дело обстоит одинаково, флора растет на потребу фауне, в фауне происходит самоистребление, одни, если хотите, живут за счет других, но в этой чехарде всегда есть порядок, полезные взаимные связи, которые и создают
Кройку повернулся спиной к окну и испытующе посмотрел на Викола Антима, он ждал реакции, казалось, его очень интересует мнение приезжего, как-никак свежий человек, судит без предвзятости, что он скажет о таком экзотическом виде деятельности? Викол Антим секунду помедлил, прикидывая, нет ли здесь подвоха, может быть, Кройку двуличен и просто хочет выведать, что он думает о нем, о других, о Владии? Но эта внешность: щуплый, низенький, соломенные волосы, круглые, птичьи, вполне простодушные глаза, а особенно этот мягкий голос с беззащитными, как у подростка, интонациями, — заставили его сказать, что да, может быть, и природоведение, однако не только же, и, честно говоря, ему очень любопытно узнать, к каким выводам пришел Кройку — ведь он давно исследует эту замкнутую среду и к каким-то выводам наверняка пришел.
Кройку видимо забеспокоился, отскочил от окна и вдруг пригласил Викола Антима к себе на чашечку кофе. «Жилье у меня не бог весть какое, но все же дом, а не
— То есть как это «раздумал возвращаться»?