Читаем Как жаль, что так поздно, Париж! полностью

Даже закрытыми глазами он продолжал смотреть на небо за окном и верхушку дерева, самую верхушку, почек еще не было, но почему-то было понятно, что уже весна, и небо, и дерево были похожи на весну.

– Дора, ты спишь? – осторожно спросила жена.

– Нет.

– У тебя глаза закрыты.

«Всегда скажет глупость», – привычно подумал он и открыл глаза. Небо и дерево были такими же, но ближе, заслоняя всё, сидела жена.

– Ты иди домой, Варя, я буду спать.

– Тебе нехорошо?

– Мне хорошо, иди.

Склонилась к его руке, всхлипнула, чем-то пошуршала в тумбочке, вышла неслышными шагами. Он смотрел за окно на небо и дерево, думал.

«Зачем была жизнь? Глупый вопрос. И все-таки зачем? Зачем уехал в Париж? Зачем женился на Варе?»

Эти вопросы были главными и совпадали. Может, потому, что произошло одновременно: прямо из-под венца – в Париж. В церкви сестры плакали. Было не венчанье – провожанье, они оставались, он уезжал. Зачем?

«Дора, ты должен уехать, ты офицер…» Ну остался бы, ну и что? Мать и сестры всплескивали руками, ужасались, плакали. «Господи, ты представляешь, что будет?» Они радовались, что он уезжает, что он спасется, что Варя едет вместе с ним.

Он был старше сестер, но они всегда относилась к нему, как к младшему. И это имя – Дора, которым они называли его в детстве, так и осталось его именем.

Милые сестры, думал он, милые сестры. Всю жизнь мысленно говорил с ними. Один раз написал письмо, помнит, как писал его в той комнате, где они тогда жили, – мансарда в сущности, – шел дождь, в домах уже зажигали свет. «Сижу и смотрю, – писал он, – как парижский дождь моет парижские крыши». Эту фразу почему-то запомнил, а остальное – нет. Остальное было просто тоска, тоска, тоска, удавиться, беспросветность, бессмысленность – разве отправляют кому-нибудь такие письма? Он и не отправил. Да если б и хотел, куда бы он его отправил? Этот город, где они жили и где он когда-то жил… С таким же успехом можно было послать письмо Господу Богу.

Потом он еще раз писал им, когда шла война, это было совсем другое письмо, но оно не дошло, затерялось.

– Варя, – позвал он, забыв, что она ушла.

В палату заглянула сестра.

– Сейчас больного привезут, – сказала она и крикнула: – Тетя Шура, перестели здесь, сейчас послеоперационного привезут!

Опять не усну ночью, подумал Андрей Дмитриевич. Он лежал в этой палате уже двенадцатый день, а соседи все время менялись. Их привозили после операции и дня через три переводили в другие палаты и привозили новых. И опять Андрей Дмитриевич не спал, слушал, как человек стонет, зовет нянечку, затихает и снова стонет. Последние два дня он лежал в палате один, а сегодня вторник, операционный день.

Как всегда, с шумом задев за косяк, в дверь вкатили каталку. В сумерках небо стало темно-синим, а дерево совсем черным. В палате зажгли свет, и за окном все исчезло. Андрей Дмитриевич закрыл глаза. Человек на соседней койке спал, он еще не проснулся после наркоза, проснется – будет стонать, а пока спит.

«Зачем была жизнь? Париж, Варя. Я уже думал об этом. Какой смысл перебирать старые обиды? Да и кто виноват в том, что было так, а не иначе?»

– Все будет так, как должно быть, даже если будет по-другому, – слазал ему когда-то блестящий Костя Шаховской, затащив в кофейную на Невском. – Вот за это и выпьем! – Он заказал шампанское, они чокнулись. Как было весело, тревожно. – Ах, отлично! – воскликнул Шаховской. – Еще шампанского?

Было это в шестнадцатом году в Петрограде, мороз, солнце, Ольга ждала его, опоздать было нельзя, а так не хотелось уходить. Все будет так, как должно быть, даже если будет по-другому. Ольга живет в Петрограде. В Ленинграде. Неужели ей шестьдесят лет?

…Ольга жила на Литейном, в третьем дворе, лестница узкая, но чистая, вдвоем с подругой снимали три комнаты. Подруга была бестужевкой, Ольга училась в Технологическом. Обе они – Ольга и ее подруга – были подругами сестер, все из одной гимназии, из одного города, где все когда-то так счастливо жили.

Взбежал по этой лестнице, кто-то открыл дверь, Ольга стояла вся в солнце, спиной к солнцу, схватил ее на руки и кружился с ней по комнате…

2
Перейти на страницу:

Все книги серии Великие шестидесятники

Промельк Беллы
Промельк Беллы

Борис Мессерер – известный художник-живописец, график, сценограф. Обширные мемуары охватывают почти всю вторую половину ХХ века и начало века ХХI. Яркие портреты отца, выдающегося танцовщика и балетмейстера Асафа Мессерера, матери – актрисы немого кино, красавицы Анель Судакевич, сестры – великой балерины Майи Плисецкой. Быт послевоенной Москвы и андеграунд шестидесятых – семидесятых, мастерская на Поварской, где собиралась вся московская и западная элита и где родился знаменитый альманах "Метрополь". Дружба с Василием Аксеновым, Андреем Битовым, Евгением Поповым, Иосифом Бродским, Владимиром Высоцким, Львом Збарским, Тонино Гуэрра, Сергеем Параджановым, Отаром Иоселиани. И – Белла Ахмадулина, которая была супругой Бориса Мессерера в течение почти сорока лет. Ее облик, ее "промельк", ее поэзия. Романтическая хроника жизни с одной из самых удивительных женщин нашего времени.Книга иллюстрирована уникальными фотографиями из личного архива автора.

Борис Асафович Мессерер , Борис Мессерер

Биографии и Мемуары / Документальное
Олег Куваев: повесть о нерегламентированном человеке
Олег Куваев: повесть о нерегламентированном человеке

Писателя Олега Куваева (1934–1975) называли «советским Джеком Лондоном» и создателем «"Моби Дика" советского времени». Путешественник, полярник, геолог, автор «Территории» – легендарного романа о поисках золота на северо-востоке СССР. Куваев работал на Чукотке и в Магадане, в одиночку сплавлялся по северным рекам, странствовал по Кавказу и Памиру. Беспощадный к себе идеалист, он писал о человеке, его выборе, естественной жизни, месте в ней. Авторы первой полной биографии Куваева, писатель Василий Авченко (Владивосток) и филолог Алексей Коровашко (Нижний Новгород), убеждены: этот культовый и в то же время почти не изученный персонаж сегодня ещё актуальнее, чем был при жизни. Издание содержит уникальные документы и фотоматериалы, большая часть которых публикуется впервые. Книга содержит нецензурную брань

Алексей Валерьевич Коровашко , Василий Олегович Авченко

Биографии и Мемуары / Документальное
Лингвисты, пришедшие с холода
Лингвисты, пришедшие с холода

В эпоху оттепели в языкознании появились совершенно фантастические и в то же время строгие идеи: математическая лингвистика, машинный перевод, семиотика. Из этого разнообразия выросла новая наука – структурная лингвистика. Вяч. Вс. Иванов, Владимир Успенский, Игорь Мельчук и другие структуралисты создавали кафедры и лаборатории, спорили о науке и стране на конференциях, кухнях и в походах, говорили правду на собраниях и подписывали коллективные письма – и стали настоящими героями своего времени. Мария Бурас сплетает из остроумных, веселых, трагических слов свидетелей и участников историю времени и науки в жанре «лингвистика. doc».«Мария Бурас создала замечательную книгу. Это история науки в лицах, по большому же счету – История вообще. Повествуя о великих лингвистах, издание предназначено для широкого круга лингвистов невеликих, каковыми являемся все мы» (Евгений Водолазкин).В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Мария Михайловна Бурас

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии