Читаем Как жаль, что так поздно, Париж! полностью

Это было смешно. Она и так, как инопланетянка, в короткие свои приезды производила переполох в окружающем мире. Что было бы, если бы она жила здесь всегда?

В это время Аленушка, выйдя замуж за своего сокурсника-американца, приехавшего в университет на стажировку, готовилась к отъезду. Ирэна относилась к этому спокойно.

– Скоро все будем ездить туда-сюда, – говорила она, вызывая общий смех.

Смеялись горько, ведь уезжающих провожали, как в могилу, – навсегда. О том, чтобы «туда-сюда» ездить, не было и речи.

Аленушка с мужем приехали к Смородинцеву в Кингисепп прощаться. Вот это действительно было явление инопланетян! Сам-то Никита прекрасно вписался в местный пейзаж. Бородатых, правда, было немного, но зато пьющих… Сколько угодно!

Взнуздать жизнь, как это сделал Артём, не удавалось, для него она уже не могла наладиться, хотя Соня Бергер всякий раз, когда встречались, повторяла, заклиная: «Вот увидишь, все еще наладится».

Соня теперь относилась к нему с любовью и нежностью, не то что когда-то. Когда-то ревновала, негодовала, считала, что во всех бедах виноват один Смородинцев. Теперь, это ясно, она жалеет его, ему досталось больше всех. А может быть, и не больше, но все как-то приспособились…

– Все как-то приспособились, а ты… как укор всем, – говорила Ирэна.

– Всем, кто приспособился?

– Вообще всем. Вот, посмотрите, что сделали с человеком!

– Ну и пусть смотрят…

– А кто посмотрит? Разве не все живут трудно?

– Не все.

– Ну, те вообще нас не видят и… черт с ними!

– Это как раз их очень устраивает.

– Что устраивает?

– Когда мы говорим: «Черт с ними!» Мы им всё позволили, и они этим прекрасно пользуются… Разгоняют выставки, ссылают, сажают, принуждают мужиков пить водку в полутемной, заплеванной пивной… Аппарат принуждения.

– Но в пивной можно пол помыть и лампочку вкрутить поярче.

– В отдельно взятой пивной – конечно, но в целом по стране от этого ничего не изменится.

Иногда Ирэна начинала с другого конца.

– Артём, говорят, так интересно работает…

– Артём – химик, технолог. А я – историк. Как ты представляешь себе мою работу в эпоху всеобщей фальсификации?

– Ты мог бы заниматься с мальчишками, тренировать их в баскетбол…

Тут Никита начинал хохотать и хохотал долго.

– Посмотри на меня! Я похож на тренера в самом великолепном виде спорта? Похож?

Она приезжала все реже и реже. Бывая у матери в Ленинграде, он звонил ей. Иногда отвечала она, иногда – чужой мужской голос. Раньше она не разрешала подходить к телефону посторонним мужчинам, ну что ж, значит, один из них уже не посторонний…

Жажда увидеть сына оказалась сильней разрушающей старости, болезней. Сильней самой смерти. Выцветшие за годы горя глаза еще умели сиять, когда смотрели на Никиту. Постаревший, седой, он все еще был ее мальчиком, нуждавшимся в заботе. Он не позволил ей переехать к нему туда, где отбывал ссылку.

– Ну ты что, мать, к кому же я тогда стану приезжать?

А когда Татьяны Юрьевны не стало, он, оставшись один после нешумных поминок, методично и спокойно разложил на столе все скопленные за многие месяцы таблетки снотворного – получилось штук шестьдесят, собрал книги и вещи, будто уезжал куда-то, написал две записки и проглотил одну за другой все таблетки, запивая их остывшим чаем.

«Передать Артёму Бергеру.

Прости, Тёма, и все простите, что я смертью своей огорчаю вас. Но жизнью своей разве я не огорчал вас?

Было молодостью и глупостью то, во что мы верили, а наша личная катастрофа ни на грамм не изменила окружающее нас. Зачем жить? Я не вам говорю это – только себе. У меня внут-ри сплошной холод, а заливать его водкой – слаб стал. Вот за это и простите.

А помните – все нити к Никите? Но на этот раз – нет! Тысячу раз нет!»

«Передать Ирэне.

Прощай! Я люблю тебя. В жизни мне дважды повезло: была мать и есть ты. Прощай».

Его лицо в гробу, в тесной комнате морга, где все время передвигались люди, входили, выходили, его лицо нельзя было узнать! Страдания и боль исказили его. Свежий холм над материнской могилой разроют и положат прах сына. В смерти, как и в жизни, они будут вместе.

<p>Что будет</p>

Разве все уже сказано про зимнюю белую улицу с мохнатыми от инея проводами и теплый пар, что завивался у дверей метро? Предчувствие новогодней ночи, пунцовые лица, обрывки фраз, смех, смех, а на углу, где аптека, – веселое кружение метели…

Разве все уже сказано про это?

Если, никому не говоря, приехать в город и прийти на этот угол у аптеки? Неужели оно не вернется – ощущение зимнего меркнущего дня, метельный танец, мохнатый иней, предчувствие счастья?

О господи, аптеку-то снесли давным-давно, после покушения на Брежнева. Старинные одноэтажные дома с высоким цоколем заслоняли, видите ли, обзор к Боровицким воротам, а понадобилось, чтобы – обзор, чтобы пространство простреливалось, если еще кому-нибудь вздумается… Никому уже не вздумалось, они по-прежнему умирали своей смертью и уходили на тот свет в почестях на траурных лафетах. Казалось: порядок незыблем навеки. Как поздно все перевернулось! Перевернулось бы раньше – аптека была бы на месте…

1
Перейти на страницу:

Все книги серии Великие шестидесятники

Промельк Беллы
Промельк Беллы

Борис Мессерер – известный художник-живописец, график, сценограф. Обширные мемуары охватывают почти всю вторую половину ХХ века и начало века ХХI. Яркие портреты отца, выдающегося танцовщика и балетмейстера Асафа Мессерера, матери – актрисы немого кино, красавицы Анель Судакевич, сестры – великой балерины Майи Плисецкой. Быт послевоенной Москвы и андеграунд шестидесятых – семидесятых, мастерская на Поварской, где собиралась вся московская и западная элита и где родился знаменитый альманах "Метрополь". Дружба с Василием Аксеновым, Андреем Битовым, Евгением Поповым, Иосифом Бродским, Владимиром Высоцким, Львом Збарским, Тонино Гуэрра, Сергеем Параджановым, Отаром Иоселиани. И – Белла Ахмадулина, которая была супругой Бориса Мессерера в течение почти сорока лет. Ее облик, ее "промельк", ее поэзия. Романтическая хроника жизни с одной из самых удивительных женщин нашего времени.Книга иллюстрирована уникальными фотографиями из личного архива автора.

Борис Асафович Мессерер , Борис Мессерер

Биографии и Мемуары / Документальное
Олег Куваев: повесть о нерегламентированном человеке
Олег Куваев: повесть о нерегламентированном человеке

Писателя Олега Куваева (1934–1975) называли «советским Джеком Лондоном» и создателем «"Моби Дика" советского времени». Путешественник, полярник, геолог, автор «Территории» – легендарного романа о поисках золота на северо-востоке СССР. Куваев работал на Чукотке и в Магадане, в одиночку сплавлялся по северным рекам, странствовал по Кавказу и Памиру. Беспощадный к себе идеалист, он писал о человеке, его выборе, естественной жизни, месте в ней. Авторы первой полной биографии Куваева, писатель Василий Авченко (Владивосток) и филолог Алексей Коровашко (Нижний Новгород), убеждены: этот культовый и в то же время почти не изученный персонаж сегодня ещё актуальнее, чем был при жизни. Издание содержит уникальные документы и фотоматериалы, большая часть которых публикуется впервые. Книга содержит нецензурную брань

Алексей Валерьевич Коровашко , Василий Олегович Авченко

Биографии и Мемуары / Документальное
Лингвисты, пришедшие с холода
Лингвисты, пришедшие с холода

В эпоху оттепели в языкознании появились совершенно фантастические и в то же время строгие идеи: математическая лингвистика, машинный перевод, семиотика. Из этого разнообразия выросла новая наука – структурная лингвистика. Вяч. Вс. Иванов, Владимир Успенский, Игорь Мельчук и другие структуралисты создавали кафедры и лаборатории, спорили о науке и стране на конференциях, кухнях и в походах, говорили правду на собраниях и подписывали коллективные письма – и стали настоящими героями своего времени. Мария Бурас сплетает из остроумных, веселых, трагических слов свидетелей и участников историю времени и науки в жанре «лингвистика. doc».«Мария Бурас создала замечательную книгу. Это история науки в лицах, по большому же счету – История вообще. Повествуя о великих лингвистах, издание предназначено для широкого круга лингвистов невеликих, каковыми являемся все мы» (Евгений Водолазкин).В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Мария Михайловна Бурас

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии