Как жаль, что так поздно, Париж!

И тут увидели Костю. Он стоял у подъезда в пиджаке и в домашних тапочках.

– Мы поедем сейчас в Ленинград, звонил Володя Найденов, Андрей попал в больницу. Его сбила машина.

Костя пошел вместе с ней наверх, она уже плакала, хватала Костю за рукав, спрашивала: что с ним, что? – а Вадим побежал ловить такси. Уезжая, Майя крикнула: «Найди Катю, она у Нонны в Валентиновке!»

8

Неужели это было вчера? Она ничего не знала, говорила о чем-то, не имеющем никакого отношения к этому длинному кафельному коридору, к этой девушке в высоком марлевом колпаке-тюрбане… Операция закончилась два часа назад. Они сидели с Костей на твердом кожаном диване у окна в конце коридора. Костя уходил курить и возвращался, а она никуда не уходила, даже не встала с места.

Какой-то человек шел по коридору, приближаясь к ним. Теперь она знает – хирург, но не тот, что делал операцию, а тот, что ассистировал. Он приближался к ним и было ясно: он что-то должен им сказать. Костя встал, а она все так же сидела и ничего страшней этого в своей жизни не помнит.

– Мы сделали все, что могли, – сказал хирург. – Теперь вся надежда на его молодость.

Она услышала слово «надежда», остальное не поняла.

– Он жив?

– Конечно! – сказал хирург. – Успокойтесь.

Она заплакала. Подошла сестра в колпаке-тюрбане. Наверное, ее подозвал хирург. Принесла какое-то лекарство в стеклянной мензурке и воду в стакане, заставила Майю выпить.

Операция закончилась два часа назад. Это вторая операция. Первая была вчера, когда его привезли. В кармане нашли записную книжку. Вот эта сестра в марлевом тюрбане – ее зовут Галя – звонила по разным телефонам, потом напала на Найденова… Вся надежда на молодость, вся надежда на молодость.

Нонна звонила в Ленинград, но там никто не отвечал. Она разыскала Потапенко, позвонив на телевидение, спросила, не знает ли он подробностей. Он не знал, сказал, что посадил Катю в самолет, что Косте звонил из Ленинграда какой-то Володя, не то Найденов, не то Непомнящий…

Оставалось одно – ждать. Но ждать Нонна не умела. Она позвонила знакомому геологу, который работал в Ленинграде и был человеком пробивным и энергичным.

– Найду, – ответил он, выслушав ее и записав имя, отчество и фамилию Андрея, – найду и вечером позвоню.

Вечером он позвонил. Было две операции, положение очень тяжелое, но есть надежда, потому что организм молодой, сильный.

Оставалось ждать. Теперь у Нонны был телефон больницы, она могла сама звонить в справочное, что, впрочем, было делом безнадежным – справочное всегда занято.

Не должно это свалиться на Катьку, он не умрет. Он молодой, он выкарабкается. Он не умрет.

Ее охватывала паника. Все время казалось: надо что-то делать, а делать было нечего – что можно сделать? Только ждать, чтобы вывезла молодость. Только ждать, чтобы вывезла молодость. Семь лет было Катьке, когда умерла Лида. Потом – в один год – обе бабушки. Он не умрет. Не может это свалиться на Катьку…

По длинному кафельному коридору идет Катя. Идет медленно и очень прямо. «Почему она так медленно идет? – думает Майя. – Она боится, вот почему. Она боится узнать».

Майя встает и идет ей навстречу. Вот Катя уже миновала столик дежурной сестры – дежурит не Галя, Галя сменилась, дежурит Таня, – вот Майя уже видит Катины глаза, в которых застыл страх.

– Есть надежда, – говорит Майя, – хирург сказал, что есть надежда.

На кожаном твердом диване невдалеке от реанимационной палаты они теперь сидят втроем – Майя, Костя и между ними Катя. Вдруг в коридоре зажигается свет, уже вечер. В палату то и дело входят врачи, а выходя, они не смотрят в ту сторону, где сидят Майя, Костя и Катя.

Кто-то сказал: утром. Кажется, это тот, кто оперировал, сказал: утром все станет ясно. Более или менее. Надо, чтобы прошла ночь.

Надо, чтобы прошла ночь. Надо пережить эту ночь. Костя уходит курить и возвращается, Майя и Катя неподвижны у окна на диване. Страх тупой болью сидит под сердцем. Иногда разрастается и занимает все пространство. Тогда для надежды не остается никакого места. Потом страх как будто съеживается, уменьшается.

«Он жив, он должен быть жив, он жив, жив…»

Утро наступает рано, в четыре часа совсем светло. Но это еще не то утро. Все станет ясно, когда придут врачи. В коридоре светло, белеют кафельные плитки. Оказывается, врачи здесь, они никуда не уходили. Они выходят из ординаторской – табличка с этим словом висит на дверях комнаты в другом конце коридора. Они выходят из ординаторской – тот, кто оперировал, и его ассистент – и идут в палату, где лежит Андрей.

Проходя что-то говорят Тане, дежурной сестре, и она входит в палату вместе с ними. Катя закрывает глаза. «Он жив, жив, он будет жив, будет жить…»

– Он будет жить?

– Да, – говорит хирург, тот, который оперировал.

Его зовут Николай Сергеевич.

– Да, – говорит Николай Сергеевич. Какая у него прекрасная улыбка! Он улыбается и смотрит на Майю Васильевну. – Не плачьте, нам еще много чего предстоит трудного, но самое трудное позади.