Потребовалось время, чтобы Онода понял, что причина, по которой Имаизуми был расстроен, по большей части была не в том, что он был особенно привязан к старому телескопу или не хотел покупать новый, а в том, что покупка нового телескопа требовала бы сначала связаться с родителями. После того, как Онода установил эту связь, отношение Имаизуми стало понятнее для него, и он смог аккуратно вмешаться.
Хотя у него и не получилось в первую очередь предотвратить ссору, Оноде удалось ее закончить, убедив наконец Наруко неохотно извиниться и предложить поделиться телескопом с Имаизуми, пока Имаизуми не купит свой — предложение, которое было немедленно — и предсказуемо — отвергнуто. Впрочем, настроение Имаизуми после этого существенно улучшилось, так что Онода все-таки посчитал это за успех.
Успеху, которого Онода добился в большинстве своих недавних начинаний, удалось даже немного приглушить боль, которую Онода испытывал из-за быстро растущего числа случаев, когда у Манами, кажется, было оправдание, чтобы не проводить время вне уроков с Онодой.
Нельзя сказать, что Манами намеренно старался избегать его — по крайней мере, Онода не думал, что это так.
(Он надеялся, что это не так.)
Манами на самом деле по-прежнему приходил в класс, по-прежнему садился рядом с Онодой на место, которое тот ему занимал, и по-прежнему иногда улыбался Оноде, но в остальном он отсутствовал. Если бы Онода отважился угадывать, он сказал бы, что у Манами, когда они встречаются в классе, на уме что-то большее, чем просто заклинания или астрономия, и его взгляд был отсутствующим, даже когда Онода пытался втянуть его в разговоры, которые как на подбор должны были быть ему интересны.
Вероятно, это не должно было быть так больно, как было — видеть, как Манами кивает ему, улыбается чему-то, что он сказал, но знать, что мысленно он так далеко от Оноды, как только можно. И это неминуемо привело к тому, что Онода постоянно гадал, чему — или, в частности, кому удалось захватить интерес Манами до такой степени.
(До степени, к которой Онода никогда не был даже близок.)
Онода недолго и наивно надеялся, что рассказ о том, что он попал в команду по квиддичу, сможет возбудить интерес Манами, и поначалу даже показалось, что так и есть.
Онода решил сказать ему в начале урока заклинаний, и Манами смотрел на него (в самом деле по-настоящему смотрел на него) расширенными от очевидного удивления глазами, а сердце Оноды болезненно сжалось в груди. Потом, после короткой паузы, уголки губ Манами слегка изогнулись вверх.
— Непреклонный, да? — усмехнулся Манами. — Я действительно рад, Сакамичи, — думаю, у тебя получится. Какую позицию ты занял?
— Ловец! — сказал Онода немного воодушевленнее, чем обычно, потому что вау, Манами на самом деле поддержал разговор с ним, а это не так часто случалось в последнее время. — Я не ожидал этого, но Макишима — один из старших игроков команды — заставил меня попробовать половить мячики для гольфа, которые он бросал. А потом он, наверное, сказал что-то остальным, потому что они предложили мне быть ловцом!
Странно, но Манами выглядел даже еще более удивленным, чем был.
— Ловец? — повторил он, будто это слово показалось ему странным на вкус.
— Ага! — сказал Онода раньше, чем почувствовал перемену настроения. — Это… это хорошо? — спросил он, надеясь, что ничего не испортил только что.
Манами быстро пришел в себя, посмотрев на Оноду с бриллиантовой улыбкой, которая силой своего сияния мгновенно вымела все тревоги у того из головы.
— Да, конечно, хорошо! Кажется, это хорошо тебе подходит, и я рад, что старший товарищ, о котором ты говорил, помог тебе. Я просто удивился, наверное, посчитав… — Он умолк, прикусив нижнюю губу, будто обдумывал что-то. — А, неважно, просто подумал вслух! — наконец сказал он, застенчиво потирая затылок.
— Посчитав что? — с пробудившимся любопытством спросил Онода.
— Ничего важного, правда, — обезоруживающе улыбнулся Манами. — Ты ловец, это все, что имеет значение. Уверен, ты будешь хорошо играть.
Онода хотел возразить, что, если бы там в самом деле было «ничего», тогда у Манами не было бы причин не говорить ему, но услышал звонок на урок и был вынужден прервать разговор.
Даже когда урок закончился, у Оноды не было возможности поднять вопрос о том, что Манами имел в виду. Едва профессор отпустил их, Манами снова поспешно сложил свои неоткрытые книги, спрятал неиспользованные письменные принадлежности и послал Оноде извиняющуюся улыбку.
— Прости, Сакамичи, — сказал он. — Мне надо…
— …кое с кем встретиться, да, я знаю, — закончил за него Онода, надеясь, что у него получилось скрыть сожаление в голосе. — Ладно. Поговорим как-нибудь в другой раз, верно?
— Определенно! — сказал Манами, и Онода задался вопросом, не подумал ли Манами, что он врет. — Увидимся, Сакамичи!
Манами покинул кабинет, и Онода — отчасти с горечью — заметил еще несколько голов, кроме его собственной, повернувшихся, чтобы проследить путь Манами.
Это было еще одним напоминанием, что в этом году, в отличие от предыдущего, Манами не был невидимкой.