– Да! – нервно взвизгнул Змей Горыныч, подслушав разговор. – И с тремя головами и с брюхом! И с сердцем моим отважным! И с музыкальным образованием, между прочим! И со знанием греческой поэзии и арабской математики! И с моей начитанностью в разных областях мировой науки! И с навыками врачевания и оказания первой помощи! И еще петь на три голоса умею! Да, я мечтаю найти ту единственную, которая полюбит меня не за могучее тело, а за нежную душу! Чтобы понимала меня-я-я… Гы-ы-ы!..
Все три головы в тоске шлепнулись на землю и ненасытное чудище разревелось самым чистосердечным образом. – Ладушка, что мне делать, помоги! – всхлипывал Горыныч.
У прекрасной богини у самой в зеленых глазах стояли слезы. Она положила ласковую руку на один из змеевых лбов и с сочувствием проговорила:
– Горынюшка, да ведь ищешь ты родную душу, а выбираешь за красивые глаза да за кудрявые волосы!
– Нет! Они хорошие! – начал заступаться за своих пленниц Змей Горыныч. – Есть и добрые, и песни поют, и читать умеют, и крестиком вышивают… Вот только меня никто не лю-ю-юбит,.. – он снова захныкал. – Украл недавно одну – такая умница. На арфе мне играла, стихи наизусть рассказывала по-французски. Я думал уже – вот она, моя единственная… А оказалось: не она, а он! Сидит теперь день-деньской в библиотеке, мои книжки читает! – с обидой крикнул змей и с удовольствием наябедничал, кивая на Веприка: – Из их деревни, между прочим! Не деревня, а сплошной кошмар. Унес оттуда тетку, думал, будет подружка Смеянушке – и тетка тоже мужиком оказалась! Да каким вредным! Я бороду уже потом разглядел.
– Это наш староста, Пелгусий, – сказал мальчик.
– Ах, я бедный-несчастный, – продолжал ныть Горыныч. – …голодный! – поразмыслив, добавил он.
– Конечно, – согласилась Ладушка. – Ты столько несчастья вокруг себя натворил, что самому давно уже пора несчастным стать.
Она повела правой рукой и из травы в этом месте поднялся нежный росток с голубым бутоном. Богиня повела левой рукой и из-под нее поднялся другой, такой же росток. Лада некоторое время наблюдала, как удивительные цветы растут, раскрывают шире свои небесные чашечки и радуются теплому свету, а потом вдруг сорвала один из них и протянула Горынычу. Змей залюбовался подарком, но тот завял у него на глазах: стебелек поник и безжизненно свесился, лепестки почернели. Между тем второе растеньице цвело все роскошнее.
– Посмотри, что твоя любовь делает, – тихо сказала Лада, выпуская из руки засохший цветок, минуту назад еще бывший таким живым и прекрасным.
– Пусть одна меня полюбит, я тогда всех отпущу! Честное слово! – ответил змей.
Богиня рассмеялась, но не по-доброму звучал этот смех, не распустились от него нигде ни цветы, ни ягоды.
– Ты крадешь самых красивых человеческих дочерей, вырываешь их из земли, лишаешь родного света и тепла – и ждешь, когда тебя полюбят?! Насильно мил не будешь, Горыня!
Несчастный вид змея даже Веприку внушал сочувствие.
– Горыня-Горыня! – продолжала Лада, укоризненно качая головой. – Ты прав: в душе таятся несметные сокровища, только их искать надо, заслужить, чтобы открылись они тебе – а не хватать жадными лапами! Посмотри на себя Горыня: как сверху ты чудище поганое, таким ты и внутри стал!
– Это неправда! – рявкнул Змей.
– Правда! – крикнул мальчик, шагнув вперед. – Злодей ты! Бедоносец!
– Разбой творить перестань, – велела Лада. – От людей не прячься. Раскрой свое сердце навстречу людям! Покажи, чем ты богат – тогда и клады заветные, сокровища душевные повсюду обнаружишь, – богиня обращалась уже не к одному виноватому чудовищу. Веприку тоже полезно было послушать все ее слова. И не только Веприку, – и мне, и всем, и тебе тоже.
Богиня шевельнула пальчиком, но волшебство на этот раз у нее не получилось – так показалось маленькому русу. Всего-то выросла у ног неприглядная травка с серой метелочкой, вроде тимофеевки. И тут от ладушкиной стройной фигуры заструился понемногу золотистый свет. Сияние делалось все ярче – и вот уже Лада вся горит и сверкает и даже алое платье богини стало золотым.
"Да ведь этот дивный свет – он и есть любовь!" – с восторгом понял мальчик, когда Лада повернула к нему свое ласковое лицо.
А неприглядная травка, согретая волшебным огнем, начала виться, расти и цвести. Длинные золотистые лепестки сплелись в прекрасный, отсвечивающий изнутри розовой зарей, венчик такого несравненного изящества, что померк даже пышный небесный цветок.
Окруженный волшебными лучами, Веприк ощутил, как прекрасен и добр весь мир вокруг него, и даже Змей вздыхал, опустив головы. Средняя из них любовалась золотистым цветком, правая – преданно глядела на Ладу, а левая – озирала с большим дружелюбием маленького охотника.
– Ты храбрый мальчик, – наконец признался Змей Горыныч. – И очень надоедливый, – справедливости ради добавил он себе под нос. – Забирай свою маму да вези ее домой!