Как умирала Вера

Девятилетняя Вера поднимает глаза от пирожков и испытывает, пожалуй, самый сильный приступ отвращения в своей жизни. Перед ней в инвалидной коляске сидит то ли карлик, то ли младенец, которому приделали взрослую голову – одним словом, ошибка природы. Вера с ужасом пятится назад, вмиг позабыв про пирожки, да и про голод. Мальчик – это все-таки обычный мальчик, а не инопланетное чудо, причем примерно Вериного возраста – поджимает губы и перестает уговаривать миловидную девочку купить у него пирожки. Он опускает глаза, видимо, догадавшись, как его внешний вид подействовал на девчонку. А она продолжает с отвращением его разглядывать, скорчив брезгливую гримасу: крючковатые руки, не способные ни на одно скоординированное движение, непропорционально короткие ножки, непонятно для чего нужные этому головастику, большую голову подпирает палка, неудобно упирающаяся прямо ему в ухо.

Взгляд взрослой Веры сейчас также наполнен ужасом, но обращен внутрь себя, к той несмышленой девчонке, которая так неприкрыто выражает свое презрение несчастному инвалиду, бедному мальчику, пытающемуся хоть как-то заработать себе на пропитание и, возможно, на лечение. «Перестань пялиться и купи у него пирожки!» – внушала она себе девятилетней. «Поправь палку, пока она не разодрала ему ухо! Сделай же что-нибудь! Это ведь Пахом! Наш Пахом!»

Но девочка не слышит ее. Она едва смогла оторвать наконец взгляд от уродца и теперь быстрым шагом направляется прочь к другому концу платформы. «Вот и горячая кукуруза!» – радуется она, вмиг позабыв про мальчика с пирожками.

И вот спустя годы вспомнила. И тут же в наличии и пирожки, и Пахом. Только вид у него отнюдь не пугающий, а вполне даже симпатичный.

Верин провал в себя не остался незамеченным. Все перестали общаться и с беспокойством уставились на нее. Взволнованный Пахом, не смеющий к ней обратиться. Встревоженный Фишер рядом. Но тот обращается не к ней, а к Римме:

– Что-то наша девочка побледнела. У нас все лекарства по графику?

– Строго по графику, – отчеканила женщина.

Фишер с сомнением посмотрел на Римму, полагая, что из-за суматохи, связанной с приездом сына, она могла пропустить укол.

У Пахома вид был озадаченный. Вера не выглядела накачанной успокоительным. После стольких дней приема препарата она должна была напоминать овощ. А она, напротив, живо пытается взглядом что-то до него донести. Минуту назад подобного оживления не было, а сейчас ее как будто оса ужалила. Он взирал на нее вопросительно, но так ни черта и не понял. В ее взгляде читались и мольба, и удивление, и даже сострадание.

Вера не выдержала и потянулась через весь стол за пирожками. Загребла сразу две штуки. Один кинула на тарелку Пахому, а второй себе, а затем жадно впилась зубами в пирожок, продолжая многозначительно смотреть на молодого человека. Пахом лишь с недоумением покачал головой. А Фишер, напротив, успокоился:

– Препарат может вызывать сильные неконтролируемые приступы голода. Это нормально. Кушай, детка.

«Если бы голода, – подумала Вера. – Препарат, похоже, взрывает мой мозг, заставляя его обнажать память в совершенно неожиданные моменты».

21

Смерть не властна над любовью.

Смерть забирает у нас дорогих людей, но мы продолжаем их любить.

Н. А.

Пахом покидал дом Фишера в замешательстве. Выйдя за калитку, он даже остановился и закурил, разглядывая большой особняк с парой светящихся окон.

Со стороны он походил на имение, в котором семья пожелала уединиться от суеты и соседского шума. Припорошенный свежевыпавшим снегом и окутанный теплым светом фонарей дом выглядел мирно, совсем не зловеще. Всем своим видом он так и напрашивался в игрушечный стеклянный шар на подставке, в котором «идет снег» всякий раз, как его переворачиваешь. Никто бы не подумал, что внутри находятся две узницы, некогда походившие друг на друга, как две капли воды, женщины, переживающие, каждая по-своему, самые страшные страдания в своей жизни. С главным различием: одна стала жертвой обстоятельств волею судьбы, а вторая – пленницей коварного человеческого замысла, который в скором будущем будет реализован.

Ужин вышел весьма неоднозначным. Точнее, неоднозначно выглядела Вера. После каждой встречи с ней у Пахома возникало больше вопросов, чем ответов. Но сегодня эта взбалмошная девица превзошла саму себя. Сначала она всячески демонстрировала ему свое оживление. Уже это было само по себе удивительно, ведь Пахом давно решил, что отсутствие звонков от Веры говорит о том, что ей и ее притупленному сознанию это больше не нужно.