Как стать контрабандистом

– Точно. Завтра откроем общественную лингвистическую рыгаловку. Полный вперёд. А пока лучше помогай человеку. Мне тут надо мысли некоторые обдумать. Суд скоро.

Микко покладисто кивнул и стал тараторить значительно тише. Я плюхнулся на койку, закурил сигарету и прикрыл глаза. Дорого бы я сейчас дал, если кто смог научить наводить порчу на конкретные личности. Тут уж я бы так развернулся! Всю тяжесть с души выложил.

– Adieu! – вяло помахал я рукой нагруженной парочке, которая всё ещё торчала у порога.

Даже слегка грустно стало от расставания. Неожиданно накатило воспоминание, как я долго не мог нормально воспринимать финское «до свидания» – Näkemiin, которое почти полностью созвучно May I come in? (Я могу войти?). На слух никак не отличить. Долго раздражало, когда вечером кто-то подходил к дверям офиса и радостно задавал такой двусмысленный вопрос.

Во вторник у меня нарисовался новый сосед. Молодой, слегка потасканный парень лет 25-27. Задевая стенки, он ввалился в камеру, зацепился ногой за табуретку и чуть не упал.

– Mitta vittua? (чё за хрень?) – слабо произнёс он, оглядывая камеру. Увиденное его явно не порадовало, и он с силой шарахнул себя по лбу, – Vitun pelle! (долбанный клоун).

Я оторвался от книги и стал с интересом наблюдать.

– Тятя! Тятя! Наши сети притащили мертвеца, – негромко процитировал я ужастик нашего великого афро-славянского сказочника. Тут бы курчавый явно не промахнулся.

Было полное ощущение, что парень меня вообще не увидел. Лицо у него было абсолютно белым с какой-то подозрительной прозеленью. Глаза настолько больные, что без банки рассола точно не вылечить. Зато его прикид ещё совсем недавно мог вызвать определённую зависть. Только теперь работа хороших итальянских дизайнеров была пущена насмарку, точнее, на полный сфинктерный самотёк. Видно не подозревали творческие натуры, что их exclusive можно долго использовать как подтирку, при этом вообще не снимая. Хотя пора было врубиться в древний анекдот про Ржевского,²¹³ раз свои самые дорогие образцы чуть ли не полностью гонят в Россию.

Запах пока ещё не докатился, но, боюсь, что скоро подтвердятся мои самые худшие опасения. Радует, что форточка открыта и сквознячок тянет в сторону двери.

Но не довелось. За спиной у страдальца возникли два цыгана. Вальяжный что-то ласково зажурчал, а молоденький нежно подхватил паренька под локоток, и они все вместе медленно двинулись в сторону душа.

– Опа-на, – удивлённо присвистнул я, – Встреча милого друга из табора? Это что за квёлый перец такой?

Разъяснилось через полчаса. Сначала отмытого, переодетого в тюремные шмотки и уже вполне умиротворённого клиента привели в камеру. Молодой цыган быстро разобрал ему постельное бельё и помог забраться наверх. Парень глупо хихикнул и рухнул лицом в подушку.

– Это друг, – скупо сообщил вальяжный цыган, внимательно наблюдая от порога за процессом, – My very valuable friend (Мой очень ценный друг).

Я кивнул, не вдаваясь в подробности, о какой ценности тут идёт речь. Самородок, блин, слегка отмоченный. Хотя за то, что они его привели в божеский вид, мужикам особое спасибо. Он теперь хоть запах параши не будет перебивать. Странный какой-то пошёл цыган-альбинос.

Окончательную ясность внёс Сулев. Он заглянул с вопросом:

– Красавчика тебе подкинули?

– Да. Вон дрыхнет. А что это за чудо?

– Богатый мальчик.

– Это я по прикиду заметил. Он что, крашеный цыган?

– Нет. Нормальный финн. Самый лучший клиент на северо-западе.

– Знакомый?

– Пересекались, – осторожно сказал Сулев, – Но у него свои постоянные поставщики.

– А его за что?

– Башню снесло.

– Заметно. Может, просветишь? Мне здесь с ним куковать.

Сулев не успел ответить, как Красавчика резко скрутило, и сверху понеслись мучительные позывы.

– Пошли отсюда нах, – нервно сказал Сулев.

– Может ему туда мусорное ведро закинуть?

– Он пустой. Не захлебнётся.

Красавчик какими-то странными рывками самостоятельно спустился на пол и, раскачиваясь, протиснулся мимо меня к параше. На губах у него пузырилась желтовато-зелёная пена с красноватыми пятнами. Я, стараясь больше не смотреть на его дёргающее изломанное тело, выскочил за Сулевом в коридор. Неподалёку прогуливался вальяжный цыган со своим неизменным адъютантом. Он быстро пошёл и тихо спросил:

– What ails him? (Что его беспокоит?).

– He's in the bog throwing up. (Засирает блевотиной).

– The police grilled him for hours. (Полиция часами долбала его допросами), – цыган неодобрительно посмотрел на меня и кивнул своему молодому. Тот молча просочился в камеру.

Я догнал Сулева у окна:

– Чуть сам завтрак не стравил.

– Плюнь. Через день-другой он как новенький будет.

– Уверен?