Как стать контрабандистом

После обеда я быстро проскочил поверхностный шмон и был сопровождён в такой знакомый отстойник. В камере на сдвоенных нарах сидели пять человек, и азартно резались в покер. Они без всякого интереса повернулись на грохот открываемой двери и решётки. Один, явно с моего этажа, коротко кивнул и продолжил изучать свои карты. Остальные, хоть и с задержкой, но также покивали, а потом сразу вернулись к игре.

Я застелил своё давно облюбованное место и завалился читать. Никаких эмоций, только лёгкое раздражение от отсутствия бубнящего телевизора. Зато есть унитаз и рукомойник. Баш на баш. А в остальном… состояние обычное, привычное и часто повторяющееся. Господи, но как это обрыдло!

Тюремный автобус был то ли наполовину пуст, то ли наполовину полон. Все, кроме меня, опять заняли места в конце салона. Красноглазая часть продолжила игру, а остальные весьма заинтересованно наблюдали. Судя по негромким, но выразительным возгласам, явного лидера за ночь среди них так и не выявилось.

– Кажется, эти ковбои задаром навоза наелись, – сообщил я своему отражению в окне, – Но время провели с пользой, если остальное по чесноку.

Коннунсуо встретило нас метелью и пронизывающим ветром. Все моментально расхватали свои вещи и рванули в предбанник. Только на вертухаев это не произвело никакого впечатления. Они брезгливо осмотрели обляпанную снегом толпу, сгрудившуюся перед металлодетектором, и стали усиленно изображать напряжённый процесс изучения чрезвычайно важных сопроводительных документов.

– Учет и контголь. Вот главное… – негромко прокартавил я любимую коронку Вождя, – Для пгавильного функционигования пегвой фазы коммунистического общества.¹⁸⁷

Как и прошлый раз, я опять оказался единственным отщепенцем в этом этапе. Мне пришлось ждать, пока всех не загонят в местный отстойник и только тогда, в сопровождении вертухая, изрядно утомлённого этой показушной активностью, мне было разрешено подняться на второй этаж.

Наученный предыдущим опытом я сделал себе отдельный пакет с необходимыми на последнюю ночь вещами.

Последняя ночь. Ах, эти сладкие мечты и грёзы! У меня уже весь организм стал настроиваться на немедленную свободу. Даже подумать страшно о возможном негативном решении завтрашнего суда. Иначе прямо в зале заседаний брызну кровавыми ошмётками, как арбуз, перекаченный непотребными химикатами. Может пронесёт?

Я молча предъявил вертухаю свой «дорожный набор» на досмотр, а остальные пакеты с трудом засунул в ячейку хранения. Демонстративно медленно снял и кинул туда же свой ремень.

Вертухай двумя пальцами пошарил в пакете и нарушил молчание:

– Вы у нас уже были?

– Несколько раз.

– А зачем вам кофеварка? В камере она есть.

– Знаю, но совершенно не хочется её мыть. Даже если она ещё работает.

– Хотите в прежнюю камеру?

– Да. А что, сегодня опять там никого нет?

– Нет. Все транзитные камеры пусты. Книги нужны?

– Спасибо, но у меня с собой своя есть, а уже завтра буду дома.

Он безразлично кивнул, закрыл сетчатую дверцу хранилища и отомкнул дверь на этаж. Махнул рукой. Я целенаправленно двинулся по уже знакомому маршруту. Не отказал себе в удовольствии прихватить несколько конвертов и увесистую стопку линованной бумаги. Подумал и подцепил кусочек мела. Вертухай задрал брови, но я предугадал его вопрос:

– Свою фамилию на двери напишу. Она слишком длинная и сложная. Так будет проще и быстрее.

Вертухай слегка оторопел, но возражать не стал. Только с интересом проследил, как я занёс вещи в камеру и вернулся к двери.

– По-русски я бы назвал это занятие писун надверный, – подбодрил я сам себя, но заметив удивлённый взгляд вертухая быстро сообщил, – Cell writer, – тут я энергично потыкал себя мелком в грудь и уже под нос тихо продолжил, – Теперь точно буду иногда тост поднимать «За сел-райтера». Главное в подпитии не спутать с засератором.

Вертухай побуквенно сверил написание моей фамилии со своим листком и остался весьма доволен. Я слегка поклонился и вернулся в камеру. Впереди сегодняшний вечер и завтрашнее дообеденное безделье. А потом Сталинград и, как говаривали наивные немцы в котле, wir fahren nach Hause (мы поедем домой)!

Камера снова порадовала взгляд и согрела душу. За такую и сейчас где-нибудь в Красной Поляне содрали бы весьма реальные деньги. А в Олимпиаду она бы вообще проходила как минимизированный suite. А мне всё задаром, да ещё с приличным хавчиком и бдительным major-domo, который старается предугадать любое задуманное желание.