Как стать контрабандистом

В голове я тут же сделал себе очередную зарубку о местных производителях сантехники. Совершенно точно, что тут искусственно выведена специальная особо мозговитая порода садо-мазохистов. Вечно эти яйцеголовые достают окружающих своим творчеством, как будто потом сами в этой гнусности закончить жизнь мечтают. Дабы воздалось каждому по делам его! Тут же в голове материализовался дополнительный закон тюрьмы. Одиночка это когда даже самый распоследний вахлак точно знает чья очередь срочно выносить парашу и кто виноват, если до звонка не успеет. Так и запишем ёмко, но культурно: «В бункере прелая параша и пахана сорвёт на цирлах».

– А назло палачам буду гадить по ночам, – сквозь стиснутые зубы продекламировал я, но тут же призадумался. Достойна ли такая партизанщина проверке на мою стойкость?

Тут долго думать не надо, тут надо поскорее завершить камерный обзор. Да и мочевой пузырь что-то возбудился. Прикинув, оторвал длинный кусок туалетной бумаги и, напевая: «Я срок мотал, где волки срать боятся», приподнял крышку. В этот момент лязгнул засов. Я аккуратно поставил крышку на место и сделал шаг назад. Дверь распахнулась и показалась молодая вертухайша.

Как говаривал мой старый знакомый: «Ты барышне не в зенки пялься, а сразу оценивай качество рабочих органов». Пока первое впечатление невнятное. У меня одна подруга также постоянно жаловалась на своего гинеколога, что тот никак не может запомнить её в лицо. Так и здесь. Не прелесть какая глупенькая, но и не ужас какая дура. Ну, если не придираться, вполне миловидная, но даже на мой изголодавшийся взгляд уж слишком сисясто-жопастенькая. Может такое розовое чудо кого-то и тянет сразу насадить на вертел и жарить до полной готовности – бывают же в жизни моменты, когда срочно необходимо опереться вот на такую крепкую женскую грудь. Габариты сразу наводят на мысль, что она из спецнабора для местного замкнутого употребления. Но меня пока даже на кокетство не тянет. Не до конца дозрел.

Вертухайша с любопытством посмотрела на толстый пук туалетной бумаги, зажатый в моей руке, и выразительно перевела взгляд на ширинку. Неожиданно для себя я густо покраснел и промямлил:

– Очищаю я тут. В смысле чищу…

– Это ваши проблемы, – она весьма сносно говорила по-английски, – Меня попросили вам помочь. Вы в первый раз в тюрьме?

– Да. В первый и последний.

– Там сейчас для вас ищут правила на русском языке.

– Можно и на английском.

– Их также ищут. У нас тут только на финском и шведском. Вопросы есть?

– Много. Где берут воду?

– Воду? – она сделала шаг в камеру и заглянула через моё плечо на стол, – А где ваш графин или термос?

– У меня их нет.

– Вам выдали наш набор для вновь прибывших?

– Да, но я его пока не открывал.

– Там должна быть специальная бутылка для воды. А воду можете налить в коридоре. Там есть кран. Потом сходите.

– Спасибо. А где можно помыть эту конструкцию? – я указал на модерновую парашу, – Совершенно не знаю, как она называется по-английски.

– Close-stool. А по-фински vessanpytty или palju.

– Мне легче запомнить palju. Очень напоминает «Paljon onnea vaan», – неожиданно для себя с выражением пропел я финский аналог «Happy Birthday to You».

Вертухайша не выдержала и громко расхохоталась. По коридору послышались шаги, и в камеру заглянул давешний вертухай. Они перекинулись парой фраз и теперь закудахтали вдвоём. Меня это слегка покоробило, но как только я на секунду представил себе, как с радостной улыбкой протягиваю счастливому имениннику новенькую блестящую парашу, кокетливо перевязанную ленточкой, под нестройный хор: «С Днём рожденья тебя, С Днём рожденья тебя, С Днём рожденья, засранец», так сам не удержался и горько усмехнулся.

Вертухай, вытирая выступившие слезы, ушёл делиться впечатлениями с себе подобными, а вот девица видно решила продолжить свою просветительскую миссию. Она показала пальцем на парашу и, постоянно срываясь на хихиканье, уточнила:

– Вы её действительно хотите помыть?

– Да.

– Это такая шутка?

– Да какая тут может быть шутка? Вот вы бы сели своей… – тут я очень вовремя заткнулся, но посыл и так был слишком очевиден.

Вертухайша достала рацию и отступила за дверь. После короткого разговора с коллегами, она заглянула в камеру и весело произнесла:

– Берите свою… – она непроизвольно хихикнула, – Я покажу, где её опорожняют и место, где вы сможете её помыть.

Туалетной бумагой я осторожно отодрал прилипшую ручку и брезгливо поднял покачивающееся ведро на вытянутой руке. Так и проследовал за ней по коридору, радуясь, что ни одного заключённого вокруг не наблюдается. А то кто их знает, какие благоговейные чувства они к этому дерьмохранилищу испытывают? Может тут вообще принято эту парашу выносить торжественно, детально отчитываясь перед бугром о выработке ночной нормы полезного удобрения? А потом делать прощальный книксен перед опорожнение? Европа-с.

Вертухайша открыла ключом обычную дверь и, отступая, весело протараторила: