К зиме деревья стали голыми, а антидепрессанты держали меня на плаву, пока я не начала понимать. Мы с Эрлом двигались в обратном направлении, прокручивая назад мою жизнь. Я отрицала свои потери: смерть Элейн, моя внематочная беременность, развод. Я даже пыталась избавиться от Керри, заменив ее доктором Грейс.
Ее комплекс спасителя и отказ от нормального общения были моими попытками самосохранения. Но я все еще не понимала, зачем я создала эту новую себя.
Вплоть до этой весны, когда на голых ветвях появились розовые почки, и я, наконец, рассказала о ночи в канун миллениума: о тех восемнадцати минутах, когда в кого-то вливалась жизнь, и о пяти месяцах, меняющих сознание, которые последовали за этим. Эйфория, любовь, отвержение, провал. С тех пор я постоянно прокручивала это в голове. Пока консультации не заставили меня признать: я не в ответе за все, что происходит вокруг. И иногда даже основной закон врача «сперва не навреди» является почти непреодолимой проблемой.
– Керри?
– Простите, я задумалась над вашим вопросом.
– И что?
– Я… – я почти теряю мужество и собираюсь сказать ему, что он мне все еще нужен, но вспоминаю про пациентку в выходные. – В субботу была одна женщина. Моложе меня. Ее сбили, когда она каталась на велосипеде. У нее случилась остановка сердца прямо в машине «Скорой помощи», и мы занялись реанимацией. Долго продолжали, потому что видели, что она здорова, способна выжить. Но безуспешно. Сняв с нее шлем, мы поняли, почему нам не удалось: вся ее голова… что ж, такая травма несовместима с жизнью. Впервые на моей памяти я поняла, что больше ничего не могу сделать. У нас был разбор полетов, и когда я отвела нового члена команды в боковую комнату – это была его первая реанимация, – я обняла его и сказала, что можно поплакать. И я не шутила.
Эрл кивает.
Я ожидаю, что сейчас снова заплачу, но этого не происходит.
– Я готова.
Тим приехал на конференцию: он был гвоздем программы и рассказывал о том, чему развивающиеся страны могут научить нас в области охраны материнства.
Я сомневаюсь, что делегаты узнали бы Тима в человеке, который танцует нон-стоп под
– Эй, основной докладчик! А ты умеешь двигаться, Тим, – говорю я, когда остальные отправляются за добавкой.
Тим улыбается мне:
– Сегодня ты выглядишь по-другому.
Я рада, что он это заметил. В конце концов, он мой самый старый друг.
– Как именно?
– Стала спокойнее. Я волновался за тебя, когда ты впервые прошла квалификацию. Ты была так взвинчена, что я думал, ты сорвешься.
Хм, в каком-то смысле так и случилось.
– Консультации помогли?
– Определенно. Моя единственная проблема на данный момент – это желание сбежать из отделения интенсивной терапии. Это смертельно опасное сочетание скучного и пугающего.
Тим смеется.
– Я хотел сказать, что нашел для тебя
– Со мной все будет в порядке, как только я вернусь к кровотечениям и запекшейся крови в отделении неотложной помощи.
– Что, если у тебя будут кровотечения, запекшаяся кровь
– Нет, я рассматривала санитарную авиацию много лет назад, для этого нужно быть седым старым консультантом или армейским медиком.
Он качает головой:
– Все изменилось. Видишь ли, я все еще выписываю журнал
Я забиваю это в поисковик на своем телефоне. Тим прав. Пока я читаю, какие требования предъявляются соискателям, в моей голове уже вовсю крутятся мысли о том, над чем мне придется поработать, чтобы моя заявка выделялась: моя выносливость и сила, мое портфолио, моя приверженность специальности.
Каждый год доступно всего несколько мест, а я не могу поставить плюсики во всех графах.
Несмотря на то, что новая «доктор Грейс» более чувствительна, она все еще кровожадна. Как только я вернусь домой, я начну составлять список того, что я должна сделать, чтобы стать неизбежным кандидатом.
Марека я встречаю на вечеринке команды – это то, что меня никогда не интересовало до консультаций. Вокруг лес, расцвеченный световым и звуковым шоу,
– Кому-то нравится Грейси… – говорит одна из
– Чушь собачья.
Но я поднимаю глаза и… возможно, она права. Этот парень пристально смотрит на меня, и я не думаю, что он бывший пациент, которого я неправильно зашила.